Боевой Песни. Эти орки шли по следу стада талбуков. Им были незнакомы повадки этих красивых, грациозных созданий, и они не знали, что невозможно отбить одно животное от стада. Полосатые талбуки были гораздо меньших размеров и более тонкокостные, чем копытни. Хотя взрослого копытня можно было отделить от стада, но животное таких размеров вполне умело само постоять за себя. Талбуки нуждались в защите всего стада. Когда на них нападали, они не сразу пускались в бегство. Вместо этого они защищали своего брата или сестру все вместе, выставив против хищника множество изогнутых рогов и копыт. Северные Волки знали, как напугать талбуков, какими бы отважными они ни были, и заставить их пожертвовать жизнями нескольких особей. Организуя совместную охоту, кланы Северного Волка и Боевой Песни могли накормить оба отряда охотников вместе с их верховыми волками, и оставалось еще много мяса.
Во время совместного пиршества один охотник племени Боевой Песни упомянул об орке, обладающем странной силой, похожей на силу шамана, но другой. Они называли его «колдуном»; до этого и после Дуротан не слышал этого слова – до сегодняшней ночи.
Лицо Гарада стало жестким.
– Значит, они говорили о тебе, – сказал он. – Колдун. Я должен был догадаться, как только увидел тебя. Ты торгуешь смертью, но надеешься убедить меня присоединиться к тебе при помощи разговоров о жизни. Странное совмещение.
Дуротан бросил взгляд на Дрек’Тара, вспомнив слова старого шамана: «Этого орка окружают тени. Смерть следует за ним». И свой ответ: «Зимой на холмах лежат длинные тени, и я сам сегодня стал причиной смерти. Такие вещи не являются дурным предзнаменованием, Дрек’Тар… Давай послушаем, что он нам скажет, прежде чем решим, является ли он вестником смерти, жизни или вообще ничего».
Он, Гарад и остальные члены клана продолжали слушать.
Гул’дан одной рукой показал на свою зеленоватую кожу.
– Я одарен могучей магией. Она пропитала меня и придала моей коже этот цвет. Он отмечает ее власть надо мной. И – да, эта магия становится сильнее, когда питается жизнью. Но посмотри мне в глаза, Гарад, сын Дуркоша, и скажи мне правду: разве ты никогда не оставлял истекающую кровью жизнь на снегу в благодарность Духам за их благословение? Не убивал копытня в обмен на благополучное появление на свет новорожденного, может быть, и не оставлял одно животное лежать там, где оно упало, когда десяток талбуков погибал от ваших копий?
Слушающие их члены клана смущенно зашевелились, но Гарад казался невозмутимым. Все знали, что Гул’дан говорит правду.
– Мы питаемся подобной жертвой, – подтвердил Гарад. – Нас кормит жизнь, прерванная таким образом.
– И меня кормит то же самое, но по-другому, – сказал Гул’дан. – Вас кормит плоть этого животного, одевает его шкура. Я питаюсь силой и знанием и одеваюсь… в зелень.
Дуротан невольно посмотрел на рабыню. Она тоже была зеленой, но было очевидно, что она не только рабыня, но рабыня, с которой грубо обращаются. Ему отчаянно хотелось спросить:
