утро, как спалось, моя хорошая? Я смотрю, ты сегодня не рвешься учить своего дурачка? И встала как обычно, – с легким оттенком ехидства спросил Вершинин.
Катя заалела.
– Папенька, ну перестань, пожалуйста, а то буду плакать, я уже поняла, что сделала глупость, и больше так не буду, сама не понимаю, зачем это делала.
Вершинин улыбнулся:
– А мне вот кажется, что я понимаю, хотя, возможно, и нет. Ладно, хорошо, что ты это поняла сама, и мне не надо ничего тебе говорить. Однако, благодаря твоей оплошности, у нас может появиться очень образованный работник. Я впервые вижу такой талант, никогда бы не подумал, что среди этих лапотников может появиться такое чудо.
Катенька напряглась и серьезно спросила:
– Папенька, а может Николка быть не крестьянином, а найденышем, например, каким? Может быть, он отпрыск благородного семейства?
Папенька в ответ хохотнул, покачал головой, а потом задумался.
– Ты знаешь, моя дорогая, а вот это надо проверить. Хотя вряд ли это возможно. Кто до этого Чугуево по доброй воле доберется.
На этом разговор временно закончился, пока они чинно пили чай. Двое слуг стояли сзади их кресел, готовые в любой момент прийти на помощь.
Наконец, Вершинин отставил кружку и глубоко вздохнул.
– Катенька, послушай, я решил немного изменить твои занятия по математике, с этого дня на них будет присутствовать Николка.
Несколько секунд в столовой стояло напряженное молчание, а потом раздался возмущенный голос Кати:
– Но, папенька, как же так, ты хочешь, чтобы я сидела рядом с этим дураком, как такое только пришло тебе в голову?!
Илья Игнатьевич изволил улыбнуться.
– Дочка, по-моему, вчера тебя это нисколько не волновало. Почему же ты так сегодня переживаешь?
Катенька смутилась.
– Ну, вчера это было вчера, а сегодня я уже не хочу. И вообще, зачем это нужно, он наверняка ничего не знает, и мне будет неинтересно, и еще от него плохо пахнет, а если об этом узнают подружки, они меня засмеют.
Но тут в голосе Вершинина зазвучал металл:
– Катенька, я сказал, что ты будешь заниматься вместе с Николкой, и обсуждению это не подлежит.
Когда у папеньки голос начинал так звучать, Катя послушно замолкала, потому что знала, что это грозит карами, раньше в виде ремешка, а сейчас в виде отлучения от покупки новых нарядов и прочего.
Она вздохнула и послушно отправилась на так нелюбимую ей математику.
По пути она размышляла: «И чего папенька так озабочен, чтобы я могла умножать какие-то цифры или складывала дроби. Как хорошо живут мои подружки Тоня и Наташа Старославцевы, про математику ничего не знают и не собираются знать».
Когда она вошла в учебную комнату, там был полный переполох, за столом сидели мадам Боже и Карл Францевич. Перед ними стоял раскрасневшийся Николка и отвечал на вопросы.
Увидев
