проходя мимо.
– Он здесь, все в порядке.
– Слава богу…
– Еще пойдете? – обеспокоенно поинтересовалась Катя, глядя на их утомленные выражения лица.
– Ага, – подтвердил Сергей, с жадностью глотая чай.
– А что там, ты смотрел? В ящиках?
– Не трогай ничего. Еда тоже есть, – ответил он, зачерпывая кружкой из котелка. – Я приду, сам разберу.
– Рис и тушенка? – упавшим голосом спросила Катя.
– Не только, – подавил улыбку Коростылев, и, посмотрев на остальных, кивнул: – Пошли?
– И не дали ящики, где еда, – спохватилась Катя, когда мужчины ушли. С угла террасы в подвал вела крутая лестница. Подвал только назывался подвалом, потому что находился на уровень ниже, чем основные комнаты в доме. Центральное помещение с невысоким потолком было огромным, длиной больше ста метров. Далее подвал разветвлялся на всевозможные тупики, которые оканчивались земляной стеной или грудой камней. Не удержавшись, Катя спустилась к стоящим у лестницы ящикам. Она отогнула крышку одного ящика, второго – приборы, крепления, струны, рычаги, мотки проводов, транзисторы, микросхемы, платы, блоки чипов – все было аккуратно упаковано и промаркировано.
«Скорей бы Сергей собрал эту установку, и мы ушли отсюда», – мысленно пожелала Катя и поторопилась наверх.
– Никита! – шепотом позвала она.
– Я здесь.
Катя протянула ему жестяную кружку.
– Пойдем домой, – вновь позвала она его. – Там нет никого. Они ушли за ящиками, который сбросил вертолет.
– Сейчас пойдем, – отозвался Никита, задумавшись о чем-то.
– А остальных как зовут?
– Степан – это тот, зеленоглазый, русый, который смеется над тобой. Второго – темненького, губастого, не знаю, по-моему, Сашей.
– Вы разве не знакомы? – удивилась Катя, вертя в руках спичечный коробок. Потом достала спичку и зажгла, смотрела на появившийся огонь, светом вырвавший из темноты очертания лица Никиты, его пепельные волосы, темные, ровные брови и черные, густые ресницы.
– Нет.
– А я спрашивала у Коростылева, кто вы, и как вас зовут, а он: «отстань»
– Чует собака, чье мясо съела…
– Что?
– Ничего.
– Почему вы молчали?
– Я говорить не мог, – ответил Никита. Катя выбросила сгоревшую спичку и зажгла следующую. – Рот откроешь, а вместо слов – нечленораздельный вой.
– Ой! – вспомнила она. – Степан тоже сегодня сказал! Мое имя выкрикнул! Почему ты говорить не мог?
– Не знаю. У меня и сейчас такое состояние, как будто я только просыпаюсь, рождаюсь или выхожу из комы. Или отхожу от наркоза.
– Ничего не понятно.
– Мне тоже.
– А кто вы? – затаив дыхание, проговорила Катя. Этот вопрос давно не давал ей покоя. Но Никита, поморщившись, нахмурился.
И грубо ответил:
