конечно, отдаю себе отчет, что это только Стамбул. Столица мира во всех смыслах, кроме буддийского.
Кого здесь только не встретишь. Особенно на пароме. Семью американцев, например. Колоритных. Но о них чуть позже. Тут девчонка. Русская. Ловко перемахнула на борт парома и затерялась среди желающих оказаться на верхней палубе.
Я их понимаю. Ничего романтичного в путешествии на пароме нет. На нижней палубе воняет почти как в вагонах московского метро.
То, что она русская, я понял не по каким-то там своим тонким эстетическим критериям. Просто она говорила по мобильному в тот момент, когда шла мимо меня. Пишу «мобильному», ведь если вы не наш, не из Казахстана, слова «сотка» вы скорее всего не поймете. А мы разговариваем по «соткам». И ничего.
Со своего места у борта я видел край ее платья. Какой-то турок в костюме клерка неловко втолкнул ее в поле моего зрения, и она легко отодвинулась, не обращая внимания на извинения. Увлеченно разговаривала по «сотке».
Меня интересовал залив, потому что я редко вижу море. Паром, потому что паромы я вижу еще реже. Иностранцы на борту. А они все для меня в общем-то иностранцы.
Я бы не стал в такой момент разговаривать по «сотке». Берегу мгновения.
Она явно жила здесь. Или училась.
Я бы тоже смог жить в Стамбуле. Я – восточный мужчина. Хиджабы меня не пугают.
Мой слабый казахский позволяет вызывать гостеприимную улыбку у турок на базаре и в гостиницах. Турецкий и казахский похожи.
Жаль, что я не знаю ни того, ни другого. Мне стыдно путешествовать с моим сносным английским.
Я желал бы знать французский. Чешский мне нравится. За юмор. Свой чувашский не помешал бы. А от него недалеко до казахского и турецкого.
Да, я смог бы здесь жить.
Снял бы или лучше купил квартиру в районе Фенера. Там много брошенных греками домов. Перезнакомился бы с соседями. Пил бы с ними коньячного цвета чай из рюмки.
Но беда в том, что я путешествую. Я люблю слишком много мест в мире. Есть места, в которых я не был. Таких гораздо больше, чем тех, где я побывал. Но я все равно уже люблю их. А в путешествиях теперь достаточно и английского.
На американском английском говорил отец семейства с чемоданами. Я сидел по соседству с ними. С такими большими. Казалось, что паром немного не подходит им по масштабу. Как пластиковым солдатикам один к семидесяти пяти склеивающийся вертолет один к ста. Но им с этим приходится мириться. Большой американец нахлобучил на голову бейсболку сына и торжественно огляделся, считая этот поступок очень остроумным. Никто не обратил внимания. Все смотрели на самого американца. На его жену – большую, под стать ему, и веснушчатую, как дочь и сын. Дочь, по-видимому, одна только чувствовала неловкость ситуации в силу подростковых гипервозможностей.
Жене американца было откровенно на всех наплевать в своем
