пять.
Ответом ему стало фырканье, одновременно презрительное и насмешливое.
– Если это шутка, то, пожалуй, в дурном вкусе! – пискнул старичок в углу.
Генерал-майор строго и решительно повернулся к Эндерби, твердо положив руки на голову бульдога слоновой кости, набалдашник трости.
– И чем вы зарабатываете на жизнь? – спросил он.
– Вы уже знаете, – откликнулся Эндерби. – Я поэт.
– Да, да, но на что вы живете? Только сэр Вальтер зарабатывал на литературе. И возможно, еще тот англо-индус, что жил в Беруоше[4].
– Кое-какие вложения, – ответил Эндерби.
– Какие именно?
– «Институт инвестиций», «Бритиш моторз корпорейшн» и «Батлинз». И облигации локальных государственных займов.
Генерал-майор хмыкнул, точно каждый из ответов Эндерби вызывал серьезные подозрения.
– А в каком звании в последней войне служили? – спросил он, нанося последний удар.
Не успел Эндерби солгать в ответ, высокая худая вдова в дряхлом твиде, в очках в черной оправе, упала с низкого табурета у плетеного стола. Старики дрожащими руками потянулись за палками, чтобы кое-как подняться и ей помочь. Но Эндерби подоспел первым.
– Вы так доб’ры, – учтиво прошамкала старуха. – Так неп’иятно, шо от меня штолько шлофот.
По всей очевидности, ожидая открытия паба, она основательно нагрузилась дома. Эндерби поднял ее с пола, такую же легкую и несгибаемую, как пучок сельдерея.
– Такое в лучших шемьях шлучается, – добавила она.
Все еще поддерживая ее под локоть, Эндерби, к шоку своему, увидел в огромном старорежимном зеркале на противоположной стене силуэт своей мачехи. Потрясенный, он едва не уронил свою ношу на пол. А отражение в зеркале кивнуло ему, точно анимированная картинка в телерекламе, и подняло свой стакан в новогоднем тосте, а потом заковыляло, как за кулисы, к краю рамы и за ней исчезло.
– Ну же, Эндерби! – капризничал тем временем генерал-майор. – Посадите ее на место.
– Вы ошень доб’ы, – прошамкала вдова, изо всех сил стараясь сосредоточиться на своем стакане джина.
Эндерби оглядел комнату в поисках источника того отражения в зеркале, но увидел лишь, как кто-то, согнувшись, ковылял в мужской туалет. Вот в чем, наверное, дело – игра света или Новый год сам по себе. Удивительно, но как раз мачеха любила рассказывать байку о том, как в первый день Нового года по улицам расхаживает человек, у него на лице столько носов, сколько дней в году. В детстве он выискивал этого человека, опасливо считая его членом семейства антихристов, которые ходят по земле до Судного дня. Еще долгое время после того, как он понял, в чем подвох, первый день Нового года хранил для него раздражающий привкус жути – как день всевозможных отклонений. Он был почти уверен, что мачеха мертва и похоронена. По крайней мере, в его отношении она свою работенку исполнила как могла. Ей незачем было оставаться в живых или возвращаться из мертвых.
Имеется в виду Вальтер Скотт и Редьярд Киплинг.
