а ведь жить надо, есть-пить… Картошка-то своя, овощи там, лук, яйца, но ведь хлеб нужен, без хлеба что за еда, и прикупить чего, хоть лампочки, хоть одёжу какую…
Кириллу сначала показалось, что старуха пожалела его расходы, а сейчас он понял, что старуха, не думая о нём, сразу приложила деньги за электричество к своему бюджету. Складность и певучесть речи была не от мудрости, а от глупости и равнодушия к тому, как сказано.
– Тогда я пойду схожу за проводом – и к вам в дом. Как вас зовут?
– Раиса Петровна я. Токарева. Да просто Рая Токарева, меня тут все знают, мы же у своих-то все на виду. А ты иди вон к дочери, Лиза она. Лизка-то и розетку покажет в доме…
Дочь? – удивился Кирилл. По старухе – так внучка… Хотя сколько этой Раисе Петровне? Лет шестьдесят. Как тётке, у которой он снимал квартиру. А тётка любовника имеет, ездит на Кипр…
– Только Лиза у меня, ну, это, говорит плохо, ты не пугайся, – всё журчала старуха. – Так-то она нормальная, заикается сильно. Я бы сама подошла, дак нога отказала, цельный час буду ковылять…
– Хорошо-хорошо, – торопливо заверил Кирилл.
Через забор он перелез с огорода во двор школы, достал обе бобины с проводом и улицей пошёл снова к воротам Токаревых.
Лиза всё ещё колола дрова. Она вогнала топор в чурбан и никак не могла развалить чурбан надвое или достать лезвие. Она нелепо стукала чурбаном на топоре о плаху, на которую ставила поленья. Кирилл шёл к Лизе, смотрел на её терзания, но видел лишь то, что груди Лизы от движений и наклонов увесисто качаются под рубашкой.
– Это снова я, – весело сказал Кирилл, бросая в траву бобины.
Он деловито забрал у Лизы топор с чурбаном на лезвии. Колоть дрова он не умел, но знал по кино, как справляются, если заклинило топор. Он закинул топор с чурбаном за спину, с натугой размахнулся через плечо и ударил обухом топора о плаху. Чурбан лопнул.
Кирилл отложил топор.
– Ты Лиза, – сказал он. – А я Кирилл. Я из Москвы. Я с друзьями тут, мы вчера тебя на автобусе подвезли немножко, помнишь?
Лиза настороженно кивнула.
Кирилл поймал себя на том, что ему Лиза нравится. У неё был чуть вздёрнутый нос и серые глаза. Обветренные скулы, рыжая летняя конопатость и густой загар, не курортный, а деревенский, делали её простушкой, однако сквозь крестьянку просвечивала барышня с египетским разрезом глаз, нежным овалом лица и таким изгибом губ, потрескавшихся от жары, словно эти губы знали о жизни всё.
– Мы с друзьями вон в том доме остановились, получается, соседи ваши, – пояснил Кирилл. – А электричества нет. Твоя мама разрешила мне к вам в розетку подцепиться. Я платить буду, по пятьсот в день. Это дней на пять, на неделю. Покажешь мне, куда воткнуться можно?
С разгона Кирилл не сразу осознал двусмысленность просьбы.
Лиза помолчала и кивнула. Они стояли и смотрели друг на друга.
– Ну так веди меня, – осторожно произнёс Кирилл.
Это указание прозвучало совсем странно, будто он попросил
