и ассоциации были не подходящие. Мать настояла, чтобы в школу меня записали как Раймонда Паулса.
Я рос под звуки музыки. Мой отец унаследовал от своего отца, моего деда, слух и любовь к музыке. Вместе с друзьями и соседями отец создал самодеятельный ансамбль «МиХаВо». Название сложили из имен участников (Михаил-Харий – Волдемар). Михаил играл на гитаре, Харий на скрипке, а Волдемар, мой отец, – на барабане. Репетиции проходили у нас дома.
Отец с Михаилом и Харием играли на свадьбах и вечеринках – для это было и удовольствие, и приработок. Исполняли романсы («Очи черные» пользовались особым успехом среди местной публики), танго, фокстроты и даже мелодии из оперетт. Музыкантов знал весь район.
При других обстоятельствах и дед, и отец наверняка бы стали профессиональными музыкантами. Но тогда у них выбора не было – приходилось много работать. Отец окончил всего шесть классов, и музыка для него была только увлечением.
Родители часто надеются, что их мечты исполнятся у их детей. Вот и мой отец твердо решил, что я стану музыкантом, причем, известным музыкантом. И, как видите, он оказался прав…
Отец не раз перечитывал книгу Артура Куберта «Паганини», в которой рассказывалось о становлении юного гения. Будущий скрипач норовил увильнуть от занятий, но его отец не позволял ему отклониться от цели, и, в конце концов, тот полюбил музыку и дате прославился.
Мой отец твердо решил следовать этому примеру. Он свято верил, что если много работать, то успех непременно придет. Волдемар Паулс часто говорил, что упорства для достижения цели не хватает, прежде всего, родителям, а не детям. В себе он был уверен – знал, что у него-то терпения хватит.
Мне было всего три с небольшим года, когда отец купил мне скрипку и за руку повел навстречу Музыке. В Риге, на улице Элизабетес, при Рижском музыкальном институте был детский сад, тоже музыкальный. Как скрипача меня сразу забраковали – педагоги сказали, что пальцы у меня слишком короткие. А вот играть на фортепиано можно попробовать научить.
Отец начал копить деньги на инструмент. Пианино стоило 600 латов (около 1000 долларов), и, по тем временам, то была бешеная сумма. Но нам повезло – пианино удалось купить недорого. Как раз в это время из Латвии на постоянное жительство в Германию уезжали балтийские немцы, и многие распродавали имущество. У них отец и купил пианино…
Когда к нам в дом привезли это черное белозубое чудовище, я сразу понял, что пропал: теперь мне придется играть на нем постоянно, и вечерами, и по выходным. А мне, понятное дело, больше хотелось с мальчишками во дворе мячик гонять. Сидеть одному в комнате и стучать по клавишам, сверяясь с нотами, мне было скучно, и я торопился поскорее покончить с надоевшим занятием. Задумавшись, я, бывало, отступал от нот и, чтобы отец, который внимательно слушал мои упражнения, не заметил сбоя, восполнял пробелы самостоятельно. Наверно, это и был мой первый опыт как композитора.
В первый класс я пошел уже в военное время, в 1943 году. Школа, 7-я начальная, была рядом с домом, на той же улице. В свое
