проводить там время без него. Это казалось ему вполне невинным, и он упрекал себя за страдание, которое испытывал; он считал его эгоизмом и несправедливостью. Но – увы! – логика сердца не считается ни с нашим великодушием, ни с нашими софизмами; она ясно говорила ему, что возрастающий интерес Жюльетты к выездам и новым знакомствам служил показателем того, что он один не мог уже составить всего ее счастья.
Часы пробили двенадцать.
– Итак, – сказал он, вздыхая, – мне пора с вами проститься. Когда же я вас опять увижу?
– Когда хотите, – ответила Жюльетта. – Не пообедаете ли вы у нас завтра с моей матерью и кузиной де Нансэ?
– Отлично, – сказал он. – Знаете ли вы, что, может быть, завтра или послезавтра мне придется расстаться с вами на четыре или пять недель? – прибавил он взволнованным голосом.
– Нет, – ответила она. – Вы мне об этом не говорили.
– На этих днях должны состояться выборы в Общий Совет, и мое присутствие там необходимо.
– Вечно эта проклятая политика, – сказала Жюльетта, улыбаясь.
Он опять взглянул на нее глазами, в которых она не прочла, – не хотела прочесть, – просьбу, которую губы этого страстного человека не могли произнести.
– Прощайте, – повторил он еще более взволнованным голосом.
– До завтра, – сказала она, – в без четверти семь. Приходите немного раньше.
Когда дверь за ним закрылась, она долго сидела одна, опершись на тот самый камин, в зеркале которого еще так недавно отражался образ де Пуаяна. Почему же опять перед ней скользнуло воспоминание о Раймонде Казале, и на какие мысли ответила она себе, когда перед тем, как позвонить горничную, громко сказала: «Неужели я больше не люблю де Пуаяна?»
Глава IV
Сердечные переживания прожигателя жизни
В то время как, задав себе этот вопрос, Жюльетта ложилась в свою узкую девичью кровать, которую взяла себе, когда овдовела, со всеми остальными вещами, напоминавшими ей о прежней счастливой жизни, – в то время как де Пуаян возвращался пешком к своей квартире на улице de Martignac, возле церкви св. Клотильды, и упрекал себя, как за преступление, в том, что не умел нравиться своей подруге, – что же делал тот, внезапное появление которого между этими двумя существами являлось, без их ведома, грозной опасностью для остатков счастья одного и нравственной утомленности другого, – этот Раймонд Казаль, о котором мужчины и женщины так различно судили? Подозревал ли он, что его хорошенькая соседка по обеду в этот самый момент вместо того, чтобы спокойно заснуть, продолжала о нем думать, несмотря на принятое решение его забыть? Она не имела на это права, так как любила и хотела продолжать любить другого.
Казаль покинул отель де Кандаль с уверенностью, что понравился г-же де Тильер; он скрылся так поспешно, боясь испортить впечатление.
