для выделения в системе права комплексной отрасли законодательства68. В свете сказанного вполне обоснованной представляется позиция Тарусиной Н.Н. о наличии на сегодняшний день определенного количества методологических факторов для выделения в системе российского законодательства такой комплексной отрасли как «детское право»69. При этом центростремительные силы межотраслевого принципа приоритетного обеспечения, охраны и защиты прав и интересов ребенка будут способствовать «энергоемкости» данного комплексного образования, содержательно влиять на те отрасли права, откуда оно извлекло соответствующие нормативно-правовые элементы.
2. Ребенок: понятие, семейная правосубъектность
Очевидно, что одно лишь дефинирование не мостит дорогу в «рай понятий», но оно, тем не менее, определяет ее направление и создает краеугольные камни ее надежности, а также придает «букетам» конструкций меж которых и ради которых она и проторена, завершенность линий и ясность предназначения. В то же время дефиниции, как правило, носят условный характер, нередко приноровлены к реализации специальных целей, не могут охватить своим описанием признаков, пусть и существенных, всю многогранность объектов70. Как порождения интеллекта, его креативности и ограниченности, как результат научных и законодательных дискуссий они в меру иллюзорны и в меру прагматичны.
Исключительная близость семейного закона к внутренним отношениям между людьми, во многом закрытым, закодированным и с очевидностью индивидуальным, определенная беспомощность семейного права в деле регулирования отношений с семейным элементом, его «наркотическая» зависимость от соображений этического порядка71 – все это отнюдь не способствует большему, нежели в других отраслях, успеху формализации понятий. Напротив, все это создает предпосылки к значительной их неопределенности, а семейно-правовых норм в целом – ситуационности, к возрастающей роли правоприменительного усмотрения через толкование, конкретизацию, аналогию и другие формы его проявления72.
При этом дефинитивная бедность российского семейного закона73 обусловлена не только объективными, но и субъективными причинами. В частности, спорной позицией о невозможности дать определения ключевых явлений семейно-правовой действительности – брака, семьи, родства и других74.
Яркими образцами попытки дефинирования или отказа от таковой попытки являются понятие «ребенок» и конструкция «интересы ребенка». Определение первого дано, а второго «распылено» по Семейному кодексу.
Обратимся к первому их них. Оно, как и большинство других, носит конвенционный характер и на всеобщность подхода не только не претендует, но и не может претендовать: для психолога ребенок – человек с несформировавшимся
Алексеев С.С. Общая теория права. Т.1. М., 1981. С. 254–256.
См.: Тарусина Н.Н. Семейное право. Учебное пособие. М., 2001. С. 112; Она же. Семейное право: очерки из классики и модерна. Ярославль, 2009. С. 281, а также см. об этом: Ильина О.Ю. Указ соч. С. 64.
Подробнее см., например: Баранов В.М. Законодательная дефиниция как общеправовой феномен // Законодательная дефиниция: логико-гносеологические, политико-юридические и практические проблемы / Под ред. В.М. Баранова, П.С. Пацуркивского, Г.О. Матюшкина. Нижний Новгород, 2007.
Подробно о возможностях семейного права см., например: Тарусина Н.Н. Семейное право. Очерки из классики и модерна. Ярославль: ЯрГУ, 2009. С. 5–45; Она же. Семейное право в «оркестровке» суверенности и судебного усмотрения. М.: Проспект, 2013.
Подробно по этому вопросу см., например: Тарусина Н.Н. О судебном усмотрении: заметки семейноведа. Ярославль: ЯрГУ, 2011.
В отличие, например, от белорусского, казахского и др. близкородственного семейного законодательства, о чем подробнее см., например: Тарусина Н.Н. Российский семейный закон: между конструктивностью и неопределенностью. Ярославль: ЯрГУ, 2012. С. 14–15, 51–52.
Подробно об этом см., например: Тарусина Н.Н. Российский семейный закон… С. 16-61. И др.
