Неожиданно небо над ним потемнело от самолетов: бомбардировщики «Юнкерс-88» двигались колонна за колонной. Глив со своим звеном оставались незамеченными, так как держались ниже, на высоте около трех тысяч километров над землей.
Решив не дожидаться, пока немецкие стрелки откроют огонь, Глив направил свой истребитель вверх, прицелился и обстрелял из орудий пятый бомбардировщик в колонне. Кабину наполнил запах стреляных гильз, нос «харрикейна» накренился вниз от отдачи. Глив потянул штурвал, с силой вдавил педаль рулевого управления, развернулся и резко ушел вниз. Выровняв борт, он начал новый подъем, атакуя следующий бомбардировщик. Третьей жертвой он выбрал ведущего колонны, который уже заходил на снижение, готовясь сбросить бомбы. Но не успев выполнить маневр, Глив услышал, как треснуло стекло иллюминатора, и почувствовал, что в кабине резко повысилась температура.
Летчик посмотрел вниз. Правая сторона кабины была охвачена пламенем. Горел топливный бак, находящийся под правым крылом. Глив бросил «харрикейн» на крыло в тщетной надежде сбить огонь. Но пламя только разгорелось, оно уже лизало ноги летчика и подбиралось к плечам. Фанера и обивка вспыхнули мгновенно: в считанные секунды кабина Глива превратилась в пылающий факел. Алюминиевая приборная панель начала плавиться. Но посадить машину сразу пилот не мог, слишком высоко он поднялся. Оставался только один выход – катапультироваться.
Гливу мешали шланг кислородной маски, которую он не успел снять, и провода рации, закрепленной на шлеме. Он нагнулся отсоединить их, но тут же отпрянул: огонь полыхнул прямо в лицо. Кожа на руках пошла пузырями и почернела. Глив отстегнул ремни, попробовал подняться с кресла, но обессилел настолько, что не смог встать. Запертый в падающем горящем самолете, пилот задел рукоятку табельного револьвера и обрадовался: вот он, быстрый и не столь мучительный конец.
Однако оставался еще один, последний шанс. Можно попытаться открыть фонарь кабины, направить машину в пике, перевернуть кверху днищем – и попробовать катапультироваться. Глив стащил с головы летный шлем, затем из последних сил сдвинул фонарь, толкнул вперед штурвал, и тут мир вокруг него взорвался.
Глива, охваченного огнем, отбросило на много метров, он вырвался наконец на свободу и летел в разреженном воздухе, стремительно приближаясь к земле. На этот раз он нащупывал обожженной рукой не револьвер и не защелки ремней, а вытяжное кольцо парашюта.
Нашарив кольцо, Глив дернул что было сил, почувствовал, как разворачивается парашют, и наконец над ним распустился спасительный шелковый купол. На смену реву мотора и вою пламени пришла тишина. Безмятежный сельский пейзаж чуть покачивался перед глазами.
Приземление было жестким. Глив упал на бок, но каким-то образом ухитрился ничего не сломать. Освободившись от парашюта, пилот нашел в себе силы подняться на ноги. Ботинки и носки оказались целы. Но на этом хорошие новости заканчивались.
От
