с братом осели у родственников, разводивших скот и выехавших на летнее пастбище. Оба с истинным наслаждением вставали с петухами, наскоро умывшись и выпив воды, затемно бежали в хлев, посмотреть и помочь своей тетушке, приступавшей к дойке коров. Помощи от них, конечно, было мало, основной целью их присутствия при этом древнем обряде было наблюдение за телятами и – как награда, – полная чашка теплого парного молока. Настоящее блаженство – особенно для брата.
Потом они возвращались в дом и плюхались обратно в постель – доспать. Проснувшись теперь уже около одиннадцати утра, они начинали свой очередной день-приключение. И приключений было предостаточно.
Каждый, покопавшись в тайниках собственной памяти, наверняка найдет массу мелочей, которые составляли удивительный калейдоскоп «в те далекие времена, когда мир был большим». Таким приключениям несть числа. У Арман и ее брата это был, среди массы других, например, поход на рыбалку, когда не было поймано ни одной мало-мальски достойной рыбешки, но зато был обнаружен дикий источник воды прямо в степи. Вся разношерстная экспедиция прошла как минимум двенадцать километров и изнывала от жажды. Запасы питьевой воды давно закончились, и не мудрено, что все от мала до велика набросились на этот подарок небес. С жадностью и восторгом. Таким сильным, что далеко не сразу их носы ощутили странный запах, доносящийся от воды. Пока кто-то брезгливо не воскликнул «Фу! Кто пукнул (было использовано, конечно, более сильное слово – но мы ограничимся этим)!?». И тут ребятня поняла, что каждый из них успел поглотить почти по литру воды из «бальнеологического» сероводородного источника… Последствия этого приключения, как можно догадаться, были грустны, смешны и вовсе не эстетичны.
Одно из аульных лет оставило в памяти Арман сильнейшее потрясение, о котором она вспоминала с возмущением еще в течение двух последующих сезонов. Братец Арман в то время был славным кудрявым молчаливым карапузом, обожавшим не только молоко, но и любое вкусно приготовленное мясо. Он был откровенным и беззастенчивым мясоедом, и как настоящий гурман, имел предпочтения. И если приходилось выбирать между говядиной и бараниной, то для него выбор был очевиден только жирный барашек и желательно также вкуснейшие хрящики его ушей. Но, будучи «отягощенным» степной наследственностью, на вершину своих вкусовых предпочтений он неизменно помещал конину. Это всегда будет загадочным первобытным парадоксом: Человек преклоняется перед лошадью во всех ее проявлениях. Когда она живая и здоровая, человек восторгается ее грацией, красотой, интеллектом и духом. Что не мешает Человеку со слезами на глазах перерезать ей шею, наблюдая слезу из ее больших глаз, и затем наслаждаться ее плотью, приготовленной с пряными степными травами (мммм! – за особую степную полынь-жусан и дикий тимьян всякий шеф-повар мишленовского заведения отдал бы драгоценные трюфели) и запиваемой душистым хмельным кумысом. И – так же страстно – при этом ее любить. Оправдывая себя тем, что «настанет час – и я превращусь в пищу для земляных
