за место на Новодевичьем еще при жизни. Не понимаю их – как можно думать о смерти, подбирать себе место на кладбище, будучи живым? Это же все равно, что заживо похоронить себя.
Очень хочу посетить Ваганьковское кладбище, на котором похоронена моя гимназическая подруга Анечка Древицкая, умершая родами в 1913 году. Еще в гимназическую пору Анечке приснилось, как ей какая-то старуха говорит «родами умрёте, матушка», но мы тогда не придали этому значения, решили, что во всем виновата «Анна Каренина», которую Анечка тайком читала по ночам. Подумать только – когда-то «Анна Каренина» считалась верхом неприличия! Что бы сказала наша классная, попади к ней в руки Histoire d'O? Бедняжка, наверное, умерла бы от разрыва сердца. Смущает меня то, что я не знаю фамилию Анечкиного супруга, потому что для меня она так и осталась Древицкой. Знаю только, что он был акцизным чиновником, кажется, старшим ревизором или кем-то в этом роде, впрочем, за давностью лет могу и ошибаться. Но думаю, что смогу найти могилку Анечки, ведь я знаю имя, отчество, год и месяц кончины. Да и сердце подскажет, непременно должно подсказать. Бедная Анечка, милая подруга моей юности…
Приезжала в гости Любовь Орлова, которую сестра в глаза зовет Любочкой или Любовью Петровной, а за глаза – Любкой, да вдобавок кривится при этом. Sa meilleure amie[13]. Орлова хочет, чтобы ее мужу дали возможность поставить в театре Моссовета какую-то пьесу, которую специально для них переводят на русский язык. Для них, потому что главную роль собирается играть она («Не для Гришеньки старается, а для себя», – сказала после ее ухода сестра). Пьеса, судя по всему, хорошая, но надо получить разрешение на постановку у Завадского, который вершит всеми судьбами в театре. Там настоящая водевильная интрига. Орлова опасается, что Завадский может выдвинуть свое условие, захочет отдать главную роль Марецкой. Они давно расстались, но сохранили добрые отношения, и Марецкая ходит у него в примах. Орловой же непременно хочется le beurre et l’argent du beurre[14]. Она просила сестру переговорить с Ириной, чтобы та замолвила за нее словечко. Одна ex-femme[15] должна выступить против другой. Орлова считает, что Ирина имеет на Завадского большее влияние, нежели Марецкая. «Прима остается примой», – сказала она. Я не сразу поняла, оказывается, она имела в виду не театральную «приму» Марецкую, а Ирину – первую жену, первую любовь Завадского. Не совсем верное выражение, потому что prima означает «первая среди прочих», а не «первая в очереди». В очереди никто не спрашивает: «Кто здесь прима?» Говорят: «кто последний?» Иногда в ответ звучит грубое: «Последняя у попа жена». Сестра советует спрашивать так: «За кем я буду, товарищи?» Даже если вся очередь состоит из женщин, надо говорить «товарищи» и ни в коем случае не «сударыни». За «сударыню», как утверждает сестра, можно и в глаз получить. Уверена, что она преувеличивает, нравы, конечно, изменились в худшую сторону, но не настолько.
Сестре не хочется участвовать в этой интриге с О., И. и З.,
Ее лучшая подруга (
И масло, и деньги за масло (
Бывшая жена (
