самодержицы. “Для чего учала она писаться с великими государями обще? – говорила Наталья Кирилловна, – у нас люди есть и того дела не покинут”.
Между знатью было уже много сторонников Петра; они открыто выражали свое нерасположение к правительнице.
Царевна стала принимать необходимые меры самозащиты. В первых числах августа 1689 года она призвала наверх стрелецких начальников и держала к ним речь:
“Долго ли нам терпеть? Уж житья нашего не стало от Бориса Голицына да от Льва Нарышкина. Царя Петра они с ума споили, брата Иоанна ставят ни во что; комнату его дровами закидали, меня называют девкою, как будто я и не дочь царя Алексея Михайловича; князю Василию Васильевичу хотят голову отрубить, а он добра много сделал. Польский мир учинил; с Дону выдачи беглых не было, а его промыслом и с Дону отдают. Радела я о всячине, а они все из рук тащат. Можно ли на вас надеяться? Надобны ли мы вам? А буде не надобны, мы найдем себе с братом, где кельи искать!”
Стрельцы отвечали: “Воля ваша, государыня”. Царевна наградила их деньгами.
Настроение стрельцов переменилось. После казни князя Хованского и главных зачинщиков, они не доверяли правительнице и опасались гнева законного царя, за которого могли встать “потешное” войско и земское ополчение. Попытка Шакловитого вызвать новый стрелецкий бунт не увенчалась успехом. На предложение погубить приверженцев Петра одаренные деньгами стрельцы отвечали: “Буде до кого какое дело есть, пусть думный дьяк скажет царский указ, того возьмем; а без указу делать не станем, хоть многажды бей в набат”.
Ночью на 8 августа приказано было 300 строевым стрельцам идти в Кремль. Между ними нашлось несколько человек, решившихся донести в Преображенское. Они отперли церковь, позвали священника и, целуя крест и Евангелие, присягнули друг другу в верности. Двое стрельцов поскакали в Преображенское. В полночь прискакали они в село и велели будить царя. Петра будят, торопят к бегству, кричат: “Стрельцы идут в Преображенское!” Петр, не помня себя, вскочил с постели и в одной рубахе кинулся в конюшню. В соседнюю рощу принесли ему одежду. Вскочив на коня, он поскакал в Троицкую лавру. Утром утомленного, измученного царя сняли монахи с лошади и уложили в горнице на кровать. Со слезами на глазах рассказывал Петр игумену об ужасной опасности, грозившей ему из Москвы. Следом за царем прибыло “потешное” войско. Толпами шли к монастырю его придворные и приверженцы. Стали вооружаться, привозили порох, мортиры, пушки. Готовились к решительной борьбе. Вскоре приехали в монастырь мать, жена и сестра Петровы. На другой день выступил из Москвы Сухарев стрелецкий полк “с поспешанием для оберегания его, великого государя, и все его государского дому здоровье~ И был тот полк весь при нем в пути от Москвы до монастыря и в монастыре неотступно”.
Но тревога оказалась ложной. Софья собирала в Кремль стрельцов для собственной защиты. “Вольно ему беситься”, – сказала она, узнав о бегстве Петра.
После
