мне островом. Все эти месяцы я берег её тело. Я понимал, что без нее я загнусь на этом клочке суши. И вот пришел тот час, когда я больше не смогу лежать на её груди. Не смогу целовать ее ягодицы. Я не смогу трогать её волосы и рассказывать ей как мы будем жить после возвращения.
– Алиса, – проорал я и бросился спасать её.– Алисочка, милая моя не умирай!
Было поздно воздух, словно душа умершей, покинула её тело. Я, как Иван дурак стоял, молча, держа скинутую синтетическую кожу своей царевны лягушки, которая на моих глазах отдавала коньки. Алиса умерла. В этот миг, я понял, что потерял не её – я потерял смысл всей своей жизни. Слезы горечи заволокли мне глаза. Я упал на песок, стал плакать и рыдать, словно ребенок, на руках которого умирает любимый щенок. Я бил кулаками, катался по пляжу, страдая от той нестерпимой боли, которая прожгло мне сердце, словно оторвавшийся от костра уголёк. Я никогда бы до встречи с Алисой не поверил ни одному человеку, который бы сказал, что можно так любить простую игрушку как самого лучшего друга. Но это было раньше, а сейчас – сейчас я понимал, что я потерял не её, я потерял себя. Если бы я был дома и у меня бы был резиновый клей, я смог бы заклеить это дырочку и реанимировать Алису, вдохнув в нее своего воздуха. Я мог бы вдохнуть в нее новую жизнь и снова смог бы переносить те тяготы и невзгоды, к которым я себя приговорил. Я был на необитаемом острове. Здесь не было хозяйственного магазина, где продавались подобные блага цивилизации. Здесь было все, но ничего не было. Теперь только чудо могло спасти меня от помешательства и одиночества.
Как говорят в народе, беда не ходит одна. Ветерок, который так жестоко расправился с моей подружкой, стал постепенно усиливаться. Наступил тот момент, когда на меня хлынул настоящий тропический дождь. Забившись в свое бунгало, я завернулся в одеяло, которое мне самому пришлось соткать из пальмовых листьев. Хоть дождь и был теплым, но я замерзал. Меня трясло не то от вина, не то от осознания того, что я теперь «вдовец». Меня трясло от мгновенно погибших нервных клеток которые умерли во мне вместе с Алисой.
– Б, б, б, б, б, б – какая холодрыга, – причитал я, свернувшись в позу эмбриона. У Робинзона Крузо хоть были козы, – сказал вслух я, – и Пятница, а у меня теперь ничего и никого нет. Кто согреть мою душу?
Я словно голый стоял среди огромной степи, где невозможно было укрыться ни от ветра, ни от дождя. Опьянение перемешалось с душевной пустотой, и этот дьявольский коктейль рвал меня на куски.
Ветер и дождь бушевал всю ночь. Океан, словно взбесился, выбрасывая на берег волны высотой с двухэтажный дом, но мне в эти жуткие минуты апокалипсиса было все равно. Вместе с Алисой умер и я. Натянув на себя жалкие остатки одежды, и закутавшись в циновку, я вдруг захотел умереть. Выпив с горя утраты еще бутылку вина, я уснул пьяным сном чтобы не ощущать и не видеть своей кончины. Впервые за все эти месяца я спал
