люблю помогать кому-нибудь, Хоумер. И я люблю водить машину, по крайней мере когда для меня это вызов, но мне жаль времени, которое уходит на дорогу. Это как с одеждой, которую нужно починить: можно застрочить складку, а можно эту вещь просто отдать. Ты понимаешь?»
«Вроде бы да, миссус», – сказал я, все еще сомневаясь.
«Если бы я считала, что лучше, чем сидеть за рулем постоянно, ничего нет, я бы выбирала дороги подлиннее», – пояснила она, и мне стало так смешно, что я рассмеялся в голос.
Из магазина вышел приезжий из Массачусетса. В одной руке он держал упаковку с шестью банками пива, в другой – несколько лотерейных билетов.
– Удачного вам выходного, – сказал Хоумер.
– Они у меня всегда здесь удачные, – ответил приезжий. – Хотел бы я, чтобы мог позволить себе жить тут круглый год.
– Ну, мы тут постараемся сохранить все как есть до тех пор, когда вам это удастся, – сказал Хоумер, и приезжий рассмеялся.
Когда он отъезжал, я снова обратил внимание на массачусетский номерной знак. Зеленый знак. Моя Марсия говорила, что такие выдаются Массачусетским бюро регистрации тем водителям, у которых за два года не было ни одного дорожного происшествия в этом странном, озлобленном, раздраженном штате. Если же что-то случалось, то выдавали красные, чтобы люди видели вас на дороге и вели себя осторожно.
– Знаешь, они были из нашего штата, оба, – сказал Хоумер, словно отъехавшая машина из Массачусетса напомнила ему об этом.
– Знаю, похоже.
– Тодды – единственные, пожалуй, наши птицы, которые зимой улетают на север. Эта, новая – она, я думаю, не особенно любит туда летать.
Он отхлебнул минеральной и замолчал, задумавшись.
– Офелия, однако, не возражала, – продолжал Хоумер. – Я по крайней мере думаю, что не возражала, хотя иногда она по этому поводу жаловалась. Вроде как объясняла, почему она все время ищет дороги покороче.
– Ты хочешь сказать, что ее муж не возражал, когда она таскалась по всем этим просекам отсюда до Бангора только для того, чтобы узнать, где тут можно срезать девять десятых мили?
– Ему было наплевать, – коротко ответил Хоумер, поднялся и пошел в магазин.
«Ну вот, Оуэнс, – сказал я себе, – знаешь ведь, что, когда он рассказывает, вопросов лучше не задавать, но все-таки взял и спросил и обломал историю, которая, кажется, неплохо складывалась».
Я продолжал сидеть, подставив лицо солнцу. Минут через десять Хоумер вышел, держа в руке вареное яйцо, сел и принялся есть. Я молчал. Вода в Касл-Лейк отсвечивала голубизной такой удивительной, словно это не вода вовсе, а что-то драгоценное. Хоумер доел яйцо, отхлебнул минеральной и продолжил рассказ. Я, конечно, удивился, но ничего не сказал: уж это было бы совсем глупо.
– Они держали несколько машин, – сказал он. – «Кадиллак», его грузовик и ее маленький чертенок «мерседес». Пару раз зимой он оставлял грузовик здесь, потому
