задорный, что хоть их водой разливай: а известно чем такие споры кончатся: давай друг друга в ухо, в другое, в третье… и пошла свалка, пока не умаялись. Да как видят, что друг другу носы поразбили?а верьх ни чей, пошли друг на друга с жалобою к старосте, а место, где предмет их спора, рак барахтался, хворостинкой заметили.
Староста, к кому наши мужички пошли с жалобою, был хоть не во всем большой знаток, а ино-место имел смысел и крюк ввернуть и сам вывернуться… Да вот раз, примерно: пала на него очередью рекрутская повинность, надо было сына в прием везти, а он выдал свою сестру Матрену за служивого, да на мирской сходке и объявил всем: не только-де из моей семьи один пойдет, а все, сколько ни родит сестра Матрена, хоть бы десятеро, все будут слуги Царские… За это умное дело ему всем миром присуждено по гривне с тягла дать да по мотку ниток с каждой бабы жене его. Так к этому-то голове-старосте явились наши мужички-хрестьяне православные и рассказали все, как что происходило.
Староста качал, качал головой, гладил, гладил бороду – этакого случая у них и не случалось: кажись мужички оба не пьяные и не на кабаке, а оба в своем виде, терезвые… и где же. на большой столбовой дороге подраться вздумали О… Ну, если бы на эту пору Исправник ехал?.. так и самому бы старосте такой напрягай дал, что охти мне!.. Да опять, из чегож спор и драка?.. из мастерового человека!.. Это следовало бы ремесленной управе разрешить что там такое было – сапожник или портной.
«Пойду, сказал староста, пойду и посмотрю сам: правого оправлю, а виноватому спуску не дам! позабудет он у меня подымать шум и гам!»
Повели старосту наши мужички-хрестьяне православные, где рак лежал, привели к месту, где хворостинка воткнута, показывают на рака; а тот грешный все еще на одном месте копышится; только так в песке извалялся весь, что и сам заморский знахарь не узнал бы, что это за птица такая.
Староста подошел к раку, посмотрел на него со всех четырех сторон, и с боков, и сзади, и спереди… не может ни узнать ни придумать, что это за штука! Взял староста хворостину, перевернул рака на спину… Фу ты батюшки!.. еще мудреней! ног там видимо не видимо и все вместе, точно узлом завязаны, и все ворочаются так, что и сесть нельзя, инда жутко стало старосте; обернул он рака опять по-прежнему, и опять над ним призадумался.
Народу тьма толпится кругом рака и старосты, глазеют, и рты поразинули, и языки повысунули, будто в самом деле диво какое тут деется…
– И староста не знает!.. и староста не знает! стали люди шептать промеж себя. Староста услыхал и тотчас опомнился, словно на него ведро холодной воды вылили: пожалуй, думает, глупый народ скажет, что я ничего не знаю и ничему не горазд!..
И вдруг захохотал наш староста, и начал говорить двум мужичкам-спорщикам и строгим и насмешливым голосом: «ах вы дураки, болваны этакие!.. какой это портной и какой сапожник!.. разве от него пахнет варом, или разве есть у него за ушьми толк замотанной?.. Я сей час вижу и сей
