дорогой чокнемся. – Они чокнулись и выпили. – Ты-то обеспечишь мне Оскара? Только не ври. Как говорят в суде: говори правду и ничего кроме правды.
Ромов взглянул на миллиардера и вдруг ясно осознал, что тот совсем не шутит, для него это действительно важный вопрос.
– Я постараюсь изо всех сил.
– К черту твои старанья, стараются многие, а выходят у единиц. – Ты зачем мне его подсунул? – спросил Шаповалов у Суздальцева. – Никого лучше что ли не нашел?
– Он талантливый парень, – пробормотал продюсер.
Шаповалов снова отхлебнул из бокала.
– Какой же талантливый, на какого-то паршивого Оскара не может написать сценарий. Завтра найдешь мне другого.
– Где же я вам завтра найду, Георгий Артемьевич.
– Твое дело, если хочешь оставаться продюсером моего фильма.
Шаповалов шагнул вперед и внезапно чуть не упал. И только сейчас Ромов понял, что тот вдрызг пьян. С двух сторон к нему бросились Суздальцев и Алла. Все это время она молча стояла немного в стороне и наблюдала за происходящем. Вместе они повели, а точнее скорей потащили его к выходу.
Шаповалов немного упирался, но при этом позволял себя вести. Внезапно он оттолкнул своих сопровождающих.
– Мне нужен Оскар и вы мне его сделаете! – закричал он, стукнув себя кулаком по груди.
Движение оказалось для его состояния слишком резким, и он бы упал, если бы Суздальцев и Алла не успели его подхватить. Они увели его из кают-компании. На этот раз он не упирался.
– Думаю, на этом можем завершать наш вечер, – сказал Шаронов. – До свидания. Встретимся завтра, – сказал он Ромову.
– Встретимся, – уныло проговорил Ромов. – Мысль о том, что завтра утром его пребывание на острове может завершиться, вызывало у него отчаяние. – Пойдем, – кивнул он Марине. Взявшись за руки, они покинули яхту.
Шароновы спустились с корабля, и пошли по набережной. Давно стемнело, причем, темнота была такой плотной и густой, что на расстоянии в метр ничего нельзя было разглядеть. Даже море. Хотя оно и было совсем рядом, но не было видно; его присутствие выдавал лишь ритмичный плеск волн о берег.
Супруги молчали довольно долго, они медленно шли по тропинке, и казалось, что эта дорога может быть бесконечной.
– Ты мне ничего не желаешь сказать? – первой нарушила молчание Ольга Анатольевна.
– А разве ты не знаешь, что я хочу тебе сказать. К чему слова, если так все ясно.
– Нет, не ясно. – В ночной тиши ее голос прозвучал и слишком резко и слишком громко.
– Тогда ты права, есть причина для произнесения слов.
– Ты иногда бываешь невозможным человеком, – вздохнула женщина.
– Я знаю, но ты давно привыкла. Так что стоит ли об этом говорить? Говори о том, что у тебя на сердце.
– Ты хочешь завтра же отсюда уехать.
Шаронов слегка пожал плечами.
– А как ты думаешь, чего я еще могу хотеть.
