вызванные попытками воплощения теорий этого революционного предтечи, могли только еще более отуманить совесть молодого генерала. Враждебное чувство, которое питал отец Наполеона к католической религии (иезуиты безвозвратно захватывали его имущество), и неприятности, которые ему самому пришлось вынести от своих воспитателей монахов, были не в силах окончательно искоренить у него суеверие, которое он, впрочем, в глубине души считал религиозностью. Теоретическое образование Наполеона было узким и односторонним, но чтение и попытки литературного творчества, несмотря на свой поверхностный и беспорядочный характер, доставили ему кое-какие широкие и точно определенные понятия из области истории и политики. Зато Наполеон приобрел такое практическое воспитание, какими могли похвастать разве лишь очень немногие. Современный ему мир вращался с изумительной быстротой, не виданной ни раньше, ни позже. Эта необычайная быстрота вращения до тонкости отшлифовала и отточила корсиканца, которому предстояло играть такую крупную роль в мировой истории… Он был честолюбцем, политические принципы которого не отличались солидностью. Вообще он заметно превосходил окружающую его среду разнообразными способностями и талантами, в особенности же уменьем комбинировать, оригинальностью и предусмотрительностью. Сам он отлично умел лицемерить и скрывать свои замыслы, но читал в чужих сердцах, как в открытой книге. “Я теперь как раз в таком настроении духа, в каком обыкновенно чувствуешь себя накануне сражения”, – определил сам себя в этот момент Наполеон (Слоон).
Денежные дела Наполеона шли крайне плохо. Ему приходилось голодать в буквальном смысле слова. Одежда его была слишком непрезентабельна: стара и безобразно сшита. Он был худ и истощен до крайности. Он страшно отощал от недостатка порядочного питания. Неуверенность в будущем проявлялась в выражении исхудавшего его лица и беспокойно бегавших глаз. В таком виде он даже стыдился появляться между людьми, появляясь же, был скрытен, замкнут и загадочен. “По временам на него находят припадки какой-то озлобленной веселости, при которых чувствуешь себя крайне неловко и утрачиваешь дружеское к нему расположение”.
Наполеон, однако, понимал одно хорошо, что во все времена женщина была великая сила. И вот он крепко держался этой силы и всеми способами поддерживал с ними более или менее тесную связь, и его расчет оказался верным. “Единственно только лишь женщины здесь и заслуживают держать в руках своих кормило правления, – пишет Наполеон своему брату, – мужчины сходят по ним с ума, думают только о них и живут единственно лишь благодаря их влиянию”. На острове Св. Елены, вспоминая это время, Наполеон говорит: “Я проживал тогда без определенных занятий на парижских улицах и, в сущности, редко бывал в обществе, так как посещал дом Барраса, где встречал радушный прием… Я ходил туда потому, что у меня не было никаких шансов чего-нибудь добиться в другом месте, и уцепился за Барраса за отсутствием
