пытался сосредоточиться на числах; он знал, что вечером мать будет его расспрашивать, но темнота, и пение, и грохот раскачивающихся вагонеток отвлекали его. Впереди показался крошечный кружок ослепительно яркого света; он быстро увеличивался, и неожиданно они вырвались из туннеля. Шаса невольно ахнул от изумления.
Он видел диаграмму алмазной трубки, и, конечно, на столе матери в Вельтевредене стояли фотографии, но это не подготовило его к реальности.
Перед ним зияла почти абсолютно круглая дыра среди холмов. Она была открыта небу, а вертикальные стены раскопа круто уходили вверх, и все в целом напоминало арену, окруженную стеной из серого камня. Они въехали в эту яму через туннель, ведущий к месту работ в глубине копей, и теперь двигались по узкому скату, который под тем же углом в сорок пять градусов продолжал спускаться на дно шахты в двухстах футах под ними. С обеих сторон была головокружительная пропасть. Большая круглая дыра достигала мили в поперечнике, а ее крутые стены поднимались от подножия на четыреста футов.
Твентимен-Джонс продолжал лекцию:
– Это вулканическая трубка – дыра, продутая из глубин Земли в начале времен. Через нее на поверхность поступала расплавленная магма. Здесь при температурах солнца, под огромным давлением возникали алмазы, и огненная лава уносила их на поверхность. – Шаса осматривался, поворачивая голову, чтобы увидеть весь огромный раскоп, а доктор Твентимен-Джонс продолжал: – Потом трубку на глубине перекрыло, магма застыла и отвердела. Верхний слой, открытый воздуху и солнцу, окислился в классический «желтый грунт» алмазоносной формации. Мы одиннадцать лет пробивались сквозь этот слой и только недавно дошли до «голубого грунта». – Он широким жестом обвел голубой камень, из которого состояло дно огромной ямы. – Это глубокое отложение остывшей магмы, твердой, как железо, и набитой алмазами, как булочка – печеным изюмом.
Они достигли дна и выбрались из вагонетки.
– В сущности, операция очень простая, – продолжал Твентимен-Джонс. – С рассветом приходит новая смена и начинает убирать результаты вечернего взрыва. Разбитую руду грузят в тележки и отправляют на поверхность. Потом намечают места, бурят отверстия для следующего взрыва и закладывают заряды. В сумерках мы вывозим смену, и бригадир поджигает фитили. После взрыва мы оставляем раскоп на ночь, чтобы камни осели и дым рассеялся, а на следующее утро повторяем весь процесс. Вот это, – он показал на груду разбитых голубых камней, – результат вчерашнего взрыва. Отсюда мы начнем сегодня.
Шаса не думал, что его так очарует этот огромный раскоп, но с каждым днем его интерес усиливался. Его не отпугивали даже жара и пыль. Когда в полдень на неровный каменный пол падали отвесные солнечные лучи, жар, который задерживали крутые стены, становился невыносимым. Когда молотобойцы взмахивали своими десятифунтовыми молотами и разбивали крупные куски на более удобные для обработки, от руды поднималась пыль, похожая на муку. Она густым облаком накрывала рабочих, грузивших руду
