тени дома, что находится рядом. Уже через пять минут я достигаю цели – дом моей мамы, где она выросла и где жила. Я с жадностью разглядываю его, впитывая каждую его деталь. Мне он нравится, пусть он старый и давно требует ремонта.
Дом минимум требует покраски и замены старых досок. Окна хлипкие и держаться на честном слове. Я хочу подойти ближе, но мне мешает свет, что вспыхивает в коридоре. Кто-то планирует выйти на улицу в такой час?
Я скрываюсь в кустарнике. Наблюдаю.
На крыльцо выходит старая женщина. Она вся в морщинах и ее руки трясутся. Она измождена и сгорблена. Я бы не смогла определить сколько ей лет.
Ее темно-каштановые волосы с проседью убраны в шишку. Он просто стоит на крыльце и вглядывается вдаль. Мимо меня. Поверх моей головы. Она словно в трансе. Она смотрит в сторону откуда я пришла. На стену. Или, может быть, она пытается разглядеть что-то за ней?
Неужели… это моя бабушка?
На глаза наворачиваются слезы. Она может быть той, кто растил и видел мою мать, кто может обнять меня и приласкать, когда мне будет одиноко или мой разум захватит бессонница. Я беззвучно открываю рот и тут же по моим щекам бегут непрошеные слезы.
Надо выйти к ней? Признаться ей кто я?
Если я останусь здесь и не решусь, то вся моя вылазка и опасное путешествие напрасны. Надо решиться.
Я выхожу из своего убежища. Пока женщина меня не замечает, но она напрягается и начинает вглядываться в темноту. Через секунду она замечает меня и ее глаза округляются. Она протягивает ко мне руки и спускается по лестнице вниз на дорожку.
– Ты… – произносит она. Я таю дыхание в ожидании ее продолжения слов. Но она молчит. И вновь становится отрешенной. – Простите, вы что-то хотели? Вы заблудились? К кому вы приехали?
– Я…
– Просто, видно, что вы не из этих мест. Вы из центра или из торгового района? Вы же знаете, что нельзя находится в это время на улице, – качает головой она; ее глаза глядят на меня, по-отечески, осуждающе. – Так к кому вы?
– Простите, – лепечу я. – я ищу тех, кто жил здесь, – указываю я на ее дом. Женщина глядит на меня и не понимает. – Моя мама… она жила здесь.
Проходит минута прежде, чем оттаивает и спрашивает меня женщина:
– А как звать вашу мать? – в ее голосе слышится надежда на чудо.
– Звали, – поправляю я ее. Она дергается, словно через нее проходит ток. – Вивиан. Ее звали Вивиан. Я ее дочь – Надежда.
Я замираю. Ожидание.
Женщина утирает слезы, она не верит своим глазам. Теперь она подходит ко мне вплотную и касается моего лица, вглядываясь.
– Ты… ты так похожа на нее! – улыбается она сквозь слезы. Я тоже плачу; не могу сдержаться. – Идем! – спохватывается вдруг моя бабушка (я уже уверена в этом) и тащит меня в дом. Ее рука цепко держит меня за запястье. Она сильная, несмотря на возраст и те печали, что свалились на ее плечи. – Тебе нельзя здесь быть. Кто-то может увидеть! –
