допускает возможность коллективной диктатуры, в виде Совета народной обороны, с участием Верховного главнокомандующего в качестве председателя.
Корнилов не имел ни малейшего основания не верить Львову. Он знал, что Львов пользуется репутацией человека – не серьезного, путаника, но честного. Сущность же всего разговора была настолько определенна, что не допускала невольного искажения его передачи. Наконец, Львов был ведь недавно министром в правительстве Керенского!
Перед Корниловым в первый раз встали реальные перспективы мирного, легального разрешения вопроса о реорганизации власти, по крайней мере, в первой стадии его, так как в дальнейшем несомненно предстояла решительная и жестокая борьба с советами.
Первый, самый важный вопрос был близок к разрешению, и это обстоятельство меняло весь характер борьбы, ставя ее в легальные рамки.
После разговора с Корниловым Львов опять попал в «чистилище». Оглушенный всей этой хлестаковщиной корниловского «политического окружения», всеми «тысячью курьеров», он совершенно потерял масштаб в оценке веса, значения и роли своих собеседников. Добрынский,[41] могущий «по первому сигналу выставить до 40 тысяч горцев и направить их куда пожелает» – Аладьин, якобы посылающий корниловскую телеграмму Донскому атаману Каледину с приказом начать движение на Москву и от имени Верховного и офицерского союза требующий, чтобы ни один министерский пост не замещался без ведома Ставки… Завойко, назначающий министров и «собирающийся созвать Земский собор». Профессор Яковлев, разрешающий каким-то неслыханным способом аграрную проблему…
Вернулся Львов в Петроград, окончательно сбитый с толку в той атмосфере беспардонной фронды и кричащей о себе и своих тайнах на каждом шагу «конспирации», которая окружала Ставку. И привез целый ряд «государственных актов», составленных и врученных ему Завойко: проект манифеста к армии от имени Корнилова, принимавшего на себя верховную власть; проект воззвания к солдатам по поводу дарования им земельных наделов – аграрная программа Яковлева, если верить Львову, сильно напоминавшая демагогический проект большевистского генерала Сытина;[42] список министров нового кабинета, тут же наскоро набросанный Завойко при благосклонном участии самого Львова,[43] словесное внушение Завойко, развивавшая по своему указания Корнилова, – предъявить правительству три пункта: 1) «немедленная передача правительством военной и гражданской власти в руки Верховного главнокомандующего 2) немедленная отставка всех членов Временного правительства и 3) объявление Петрограда на военном положении». Наконец, вернулся Львов с твердым убеждением, основанным на всем слышанном, что Корнилов желает спасти Керенского, но что в Ставке вынесли Керенскому «смертный приговор». Это последнее обстоятельство по-видимому окончательно нарушило душевное равновесие Львова и отразилось на всем характере второго разговора его с Керенским и в значительной мере повлияло на решение последнего. Маленькая житейская подробность, вероятно небезынтересная для бывшего премьера, который в своей книге не раз останавливается
Добрынский до декабря не был представлен ген. Корнилову.
См. главу IX Т. I.
Предположительный список министров составлялся в кабинете Корнилова на следующий день, 26-го, при участии его, Филоненко, Завойко и Аладьина.
По свидетельству г. Н-го, Завойко впоследствии, на совещании в Ставке, оправдываясь перед Корниловым, отрицал факт передачи им (Завойко) списка министров В. Львову.
