сгнил, и, вдобавок к слепоте, у меня бы появилась язва. Маша старалась следить за тем, чтобы я питался правильно, но ей это не всегда удавалось. Сейчас я ел не спеша, в полной мере наслаждаясь вредной едой из пластикового контейнера.
– Я уверена, что из тебя получится отличный музыкант, поэтому не могла пропустить такое событие, – я услышал, как девушка засмеялась. Негромко, но так, чтобы я это слышал.
– Над инвалидами смеяться нехорошо, в детстве тебя этому не учили?
– Когда я смеюсь над всяким сбродом, всю жизнь проводящим на улице с пивком в руке, ты молчишь, хотя кто-кто, а уж они-то точно инвалиды, – смех исчез, но я все равно чувствовал легкую улыбку в ее словах. Она знала, что я шучу, и я знал, что она знала, что я шучу; поэтому выпады остались без внимания.
– Слушай, у тебя же хороший голос. Может быть, когда я научусь играть, ты будешь петь? Организуем свою группу, будет называться «Стиви Уандер для бедных», не хочешь?
В свое оправдание хочу сказать, что, хоть Вагнер и оказал на меня необъяснимое влияние, я еще не понимал на тот момент, насколько сильно музыка вольется в мою жизнь.
– Ты доел? Все, пойдем в комнату, попробуешь поиграть, – я почувствовал легкое прикосновение аккуратных, тонких пальцев. Несмотря на нежность, ее руки были сильными и властными. Без особых усилий она забрала контейнер с остатками химической продукции, которые я называл обедом.
Я молчал в ожидании и слушал скрежет пластиковой вилки о контейнер. Похоже, Маша выбрасывала остатки еды в мусорку, стоящую справа, в трех шагах от меня. Вдруг струя воды ударила о стальную поверхность умывальника. В следующую секунду удар смягчился, и шум стих – Маша сунула руки под струю.
– Ты долго? Я сейчас усну.
Девушка ничего не ответила, я снова почувствовал, что она улыбнулась, хотя и не знал этого наверняка. Она закрутила кран.
– Тебе весело? – сказал я, растягивая губы в улыбке.
– Иногда мне кажется, что ты просто издеваешься и на самом деле все видишь, – девушка снова взяла меня за руку. Я поднялся и развернулся, следуя ровно за ней.
– Конечно, это прикол такой, а что, разве не смешно выходит? – я снова улыбнулся.
Видимо, за сегодня она уже устала от моих однотипных шуток про слепоту, потому что ответа я так и не дождался.
Как только мы вошли в комнату, она подвела меня к инструменту. Электронное пианино было больше, чем я его себе представлял. Проведя пальцами по всей поверхности, я удивился множеству различных кнопок и крутилок, расположенных на нем. Мне нравится, как звучит классический рояль, такой, как у обожаемого мной Вагнера, поэтому только в таком режиме я и играл все время. Все крутилки и кнопки оказались не нужны. Я бы не воспользовался ими, даже если бы видел, что на них написано, и понял, зачем они нужны.
Гладкие клавиши чередовались,
