яйка решила вернуться в постель и поплелась к спальне. Жуткий вой за дверью остановил её на полпути. Ноги внезапно подкосились, и она сползла по стенке на холодный пол прихожей. Воображение, взбудораженное ужасным сновидением, услужливо нарисовало лёгкое полупрозрачное привидение, стремящееся пролезть в замочную скважину и стонущее от неудачи. Неожиданно в сознание проникли и другие звуки: шаги на лестнице и негромкий разговор.
– Ну, не фига себе, – отчётливо прозвучал мужской голос.
В ответ послышалось рычание. «Боже мой, а это что?» – напрягла она слух. Следом донеслось «держи-и-и», что-то шумно завозилось, «привидение» завизжало и тоскливо заскулило.
Внезапный звонок в квартиру и голос соседки тёти Таи: «Зиночка! Не бойся! Открывай!» – заставил девушку подняться с пола и на ватных ногах, опираясь о стену, приблизиться к двери. Замок никак не слушался, и лучше бы он не открылся!
Картина, представшая перед её глазами, казалась продолжением страшного сна. В полумраке площадки два милиционера шумно возились с чем-то на полу. В открытых дверях напротив друг друга стояли соседи: тётя Тая из тридцать седьмой, придерживая на груди наспех накинутый пёстрый халат, и Сергей Кузьмич из сороковой в полосатых семейных трусах и серой майке. Оба с перекошенными лицами смотрели под ноги Зине, а там, уткнувшись лицом в её резиновый коврик, на животе, широко расставив локти в бесполезной попытке привстать, лежала (по всей видимости, молодая) женщина в коротком зелёно-белом платье. Несмотря на неудачную позу и слетевшую с левой ноги старенькую туфлю, она не шевелилась, растянувшись от начала лестницы до чужого порога. «Фу! Как можно так напиться!» – подумалось Зине.
Наконец милиционеры поднялись с корточек и, перешагнув через бледные ноги неизвестной, потопали по ступенькам вниз курить, открыв взору то, с чем минуту назад возились. На полу, словно кокон насекомого-мутанта, валялась опутанная бельевыми верёвками небольшая рыжая дворняжка. Круглые тёмные пуговицы испуганных глаз над забинтованной пастью с испугом воззрились на Зину, и бедняга задёргалась на скользком полу, желая освободиться от пут. Всё вокруг казалось нереальным. В плавающем сизом дыме на площадке между этажами тихо разговаривали милиционеры и только что подошедший мужчина средних лет и неприметной наружности. Он тоже раскурил сигарету и, поднявшись по ступеням, склонился над спиной лежащей женщины, разглядывая между белыми разводами на зелёном фоне небольшую бурую кляксу, из которой торчал чёрный предмет, похожий на рукоятку ножа.
До Зины не сразу дошёл его вопрос, адресованный ей:
– Вы знаете убитую?
– Нет. Я не знаю. Убитую? Как уб-битую? А я думала…
– Если вы её не знаете, то почему её убили у вашей двери?
– А п-почему у моей двери? Так у неё и… Ах, да! Из-звините! Я ни-ни-чего н-н-не понимаю и ни-ничего н-н-не з-знаю, – язык еле ворочался, отказывался слушаться, прилипая к сухому нёбу. Нестерпимо хотелось пить. «Лечь бы сейчас в постель, – тоскливо подумала Зина, глядя на стоящего перед ней незнакомца, – забыться, уснуть, а завтра узнать, что всё это приснилось».
– Вы слышали что-нибудь подозрительное? – голос мужчины вернул её к действительности.
– Я п-проснулась от к-какого-то звука. Н-не могу сказать, что это было. Сразу подошла к двери, – пыталась справиться с дрожью Зина.
Было невыносимо находиться рядом с мёртвым человеком. Обхватив себя за плечи, она старалась унять озноб и не смотреть вниз, на тело на полу, но взгляд, как магнитом, притягивался к бурому пятну. Хотелось вспомнить что-то очень важное, но нужная мысль ускользала. От сигареты остался маленький окурок, милиционер раздавил его о перила и щелчком послал вниз на четвёртый этаж. Проследив взглядом за его траекторией падения, он поднял глаза на бледную девушку и устало произнес:
– Идите, оденьтесь… Сейчас приедут криминалисты, вы ещё понадобитесь.
Зина с радостью попятилась в квартиру, и только прикрыв створку, со стыдом заметила на себе лишь одну розовую, в цветочек, ночную рубашку. Шагнув в юбку и наспех заправив в неё тонкую «ночнушку», она сунула руки в рукава тёплой кофты и отправилась на кухню выпить чашечку кофе.
В дверь позвонили и пригласили свидетеля выйти. На площадке возились новые люди. Один из них, примостив то ли тетрадь, то ли книжку на перила, бубня что-то под нос, сосредоточенно писал. Другой, похожий на пожилого мальчика, упаковывал в футляр фотоаппарат с громоздкой вспышкой. Собаки на полу уже не было, исчезли и два милиционера, связавшие её. Осталось одно знакомое лицо – грузный усталый мент, опять пускающий дым через нос. Он подал Зине горячую шершавую руку. Пришлось перешагнуть через нарисованный мелом силуэт, спуститься с соседями на ярко освещённый четвёртый этаж к накрытым носилкам, и, дождавшись своей очереди, после всхлипывающей и бормочущей «Боже мой, молоденькая-то какая» тёти Таи и молча сопящего Сергея Кузьмича заставить себя взглянуть на лицо покойницы.
