прошел все ступени пережитого им кошмара. Ни одна авария на шахте, ни один засыпанный туннель, ни одна история о застрявших в расселинах альпинистах не легла на его память такой тяжелой могильной плитой.
Джонатан застыл на месте. Он перестал ориентироваться в пространстве. Стоит ли он на ногах? Не случился ли с ним удар? Не контузило ли его? Альпинист в нем сгруппировался, как во время падения. Ослепленный моряк вцепился в обломок мачты. Вышколенный солдат – без оружия – вплотную приблизился к невидимому противнику.
Расставив руки, словно ныряльщик на большие глубины, Джонатан двинулся на ощупь вдоль винных стеллажей в поисках выключателя. «Телефон, – подумал он. – Есть ли в погребе телефон?» Его наблюдательность в данном случае сослужила ему плохую службу. Слишком много образов роилось в памяти. Есть ли у двери ручка с внутренней стороны? Огромным напряжением воли удалось вспомнить код сигнального устройства. Но без электричества и оно было бесполезно.
Джонатан напрочь забыл планировку подвала и кружил вокруг стеллажей, словно ночной мотылек вокруг огня. Он, отлично подготовленный к любым неожиданностям, растерялся, столкнувшись с этим ужасом. Ни марш-броски, ни уроки рукопашного боя, ни штрафные учения – ничто не помогло. Он вспомнил, что у золотой рыбки, так по крайней мере писалось в книге, настолько короткая память, что каждый круг по аквариуму кажется ей захватывающим дух путешествием по незнакомым местам.
По лицу Джонатана струился пот, может быть, даже слезы. Время от времени он принимался кричать: «Помогите! Это я, Пайн!» Без толку. «Бутылки! – мелькнуло в голове. – Меня спасут бутылки!» Он решил метать их во тьму – вдруг услышат? Но даже в состоянии, близком к умопомрачению, он сумел удержать себя в руках, сообразив, что было бы безумием крушить одну за другой бутылки «Шато Петрюс» по четыре с половиной тысячи за штуку.
Кто бы мог заметить его отсутствие? Ведь администрации было известно, что он покинул отель для очередного шестидневного отпуска. Инвентаризацию он производил, собственно говоря, в свое свободное время. Это был, конечно, не самый лучший пункт в его контракте. Хозяйка квартиры, где жил Джонатан, разумеется, решит, что он остался ночевать в гостинице, как бывало не раз, когда номера пустовали. И если какой-нибудь залетный миллионер не захочет испробовать редкого вина, он погибнет в заточении, прежде чем кто-нибудь его хватится. А миллионеры по случаю войны сидят по домам…
Чувствуя, что нужно прийти в себя и успокоиться, Джонатан сел на какую-то коробку, выпрямившись, будто на плацу, и принялся мучительно-напряженно перебирать в уме события своей жизни до сего дня. Последняя, предсмертная поверка: лучшие денечки, полезные жизненные уроки, личностные достижения, любимые женщины. И тут он понял, что ничего не было. Ни денечков, ни женщин, ни уроков. Не было. Ничего, кроме Софи, да и та мертва.
Глядя на себя со стороны, насколько это было возможно, Джонатан видел только нерешительность, неудачливость
