хорошего Вам дня, Алёна Евсеевна. После разговора Семён так и остался сидеть с телефоном в руках. Смутное чувство не покидало его. Вроде бы все ясно сказано, но чем-то витавшим между строк тронули его слова Рассказовой.
Вспомнилась Катя. Она также пыталась объяснить ему нечто, чего он никак не мог понять. И ладно бы не старался, а то ведь всем сердцем силился уразуметь объясняемое любимой женщиной, а не мог.
В памяти встало ее заплаканное лицо, тонкие и нежные руки, которым Катя не могла найти места в их последнем разговоре: то прикладывала одну из них к остренькому подбородку, подпирая другой локоток, то поправляла сочные каштановые с медным оттенком волосы, то промокала платком мокрые уголки светло карих глаз.
– Ну пойми же ты, нельзя вот так, в лоб говорить людям, как ты говоришь, «правду»… Чего ты хочешь добиться? Изменения людей? Ты себя попробуй изменить сначала, а уж потом за других берись!
Катя говорила тихо, с безнадежностью в голосе, ибо попытка достучаться до Семена была далеко не первой. Но кто знает, может, в этот раз…
– Терпения и участия тебе не хватает, Сеня. Людям время нужно. Иногда вся жизнь. Тем более тем людям, которых мы любим. И пусть ты все правильно понимаешь и делаешь, но этой неподъёмной правильностью человека раздавить можно, если он не дорос еще до её понимания.
– Ну, так я и стараюсь ему помочь в этом, дорогая моя! – восклицал Семен.
– Как?! Как ты стараешься ему помочь? – не выдержала Катя, срываясь на высокие тона. – Ты говоришь очевидное для себя, совершенно не принимая во внимание, очевидно ли это для твоего собеседника! Может, ему до твоего понимания лет десять идти…
Катерина часто и глубоко дышала, щеки ее разрумянились, и Семен невольно любовался бы ею, если бы не видел, с какой скоростью растет между ними стена отчуждения. Теперь он и сам был готов согласиться, что ему нужно лет десять расти до того, чтобы понять очевидное для его Кати.
Ни к чему не привел тот их разговор. Хотя почему же не привел? Катя ушла. Сначала к маме, а потом сняла с подругой отдельную квартиру и зажила самостоятельно, как и до встречи с ним. Семен переживал и, главное, не совсем понимал, кого винить в случившемся. Вроде делал он все правильно и оснований для отчаянного Катиного поступка в своих действиях не находил.
– Перебесится, придет, – говорили друзья.
Но Семен в этом сильно сомневался. В предыдущие разы ему удавалось успокоить Катерину, обнадёжить, что все устроится, они друг ко другу притрутся, время-то прошло всего полгода, как они вместе… Катя верила, соглашалась, но с каждым разом времени на примирение уходило все больше.
Катя соглашалась всё трудней и вот тогда, в последнем их разговоре уже не поверила. Сил в себе не нашла. Она так нуждалась в его участливом понимании, терпеливом возведении хрупкого строения доверительных отношений с такими разными вверенными ей подопечными, с теми, кто ей был дорог, кому она зачастую отдавала всю себя без остатка. И Катя желала, чтобы Семен был ей поддержкой и опорой в те нередкие минуты,
