листья, но почки на деревьях набухли, будто весной. Волна запоздалого тепла вдруг накрыла округу, по утрам стелился над Волховом, над Ладожским своенравным озером густой и плотный туман, а к обеду, если не шел дождь, разжаривало совершенно весеннее солнце.
Впрочем, насколько знал Маар, такое бывало и раньше, и даже еще до войны – так что ничего странного.
– Думаю, до снега мы все, что запланировали, успеем, Великий господин…
Еще б не успеть! Снег-то, может, и в январе не выпадет, бывали и такие зимы. Так подумал осм, однако же вслух ничего не сказал, а продолжал слушать надсмотрщика, уже более внимательно, нежели раньше. А тот предлагал вполне дельные вещи.
– Нам еще бы пушки… или пару тяжелых пулеметов вот сюда, на башни. Думаю, у маркитантов можно будет купить…
Коротышка этот – звали его Терентием – отличался не только повышенной злобностью, но и мозгами. Много чего знал, много чего повидал – вот и про пулеметы и пушки ведал, что, по здешним меркам, являлось большой редкостью. Народец тут проживал все больше простой, из тех, про кого поговорка – «живут в лесу, молятся колесу». Все, что мудрые предки когда-то знали, – эти давно забыли, и рассказы о довоенной жизни воспринимали как волшебную сказку.
А этот вот знал. Помнил. И про пулеметы, и про кое-что еще. Потому и оказал ему Маар честь – назначил надсмотрщиком. Да не простым, а главным. Не только за деревенскими «оброчниками» следить, но и за «внутренними». «Внутренними» называли тех хомо, что проживали здесь, в крепости, исполняя функции слуг и охраны. Неплохо питались, а в случае нападения врагов им была гарантирована защита внутри крепостных стен. То есть, собственно, они крепость и защищали, чем очень гордились. «Внутренние» «внешних» – неумытую деревенщину – откровенно презирали и считали хорошим тоном рассказывать про них самые похабные анекдоты. Или – унижать, как вот сейчас, на стройке.
– Говорят про тебя, Терентий, будто бы ты девку какую-то завел своевольно, – прервав коротышку, вскользь заметил осм.
Надсмотрщик резко побледнел. Страх, животный и беспредельный ужас, тотчас же пронзил всего его, корявые ладони вспотели, задрожали колени… И главное, Терентий точно знал, что врать Господину нельзя ни в каком разе! Потому как Великий господин не только ложь чувствует, но, при нужде, и мысли запросто прочитать может.
Маар действительно мог все это. И чувствовать, и читать. Спасибо Красному полю – способности у Повелителя Ладожской крепости имелись недюжинные! Мог. Все мог.
Однако вот здесь, в данном конкретном случае, вдруг оказался почти бессилен! Потому что все мысли, весь разум Терентия мгновенно затмил страх.
Это хорошо, конечно: боится – значит уважает. Но, с другой стороны… что же он на самом деле думает-то? Вдруг да зло какое умыслит? Никак нельзя мысли подчиненных людишек оставлять без присмотра, никак нельзя.
А тут… Страх, один страх. И еще – злоба. Ага, вот, вот… злоба не сама по себе…
