ему мешать, и спешу поскорее исполнить все желания бывшего узника. И первое – оказаться как можно дальше от этого места.
Бывший хранитель отвернулся от пещеры. Он глядел в сторону Моря соли и наблюдал в себе борьбу двух желаний.
Одно было – броситься в пещеру, другое – уносить от неё ноги. Победило желание узника. Он выбрал свободу.
Но, едва хранитель бросился бежать в сторону Моря соли, как трижды споткнулся и упал. Это походило на умело подставленную подножку. Голем сел на каменистую землю, посмотрел в безоблачное небо и широко улыбнулся.
– Что ж, – согласился он с кем-то невидимым, – пойдём, посмотрим на того, кто овладеет этим сокровищем. Быть может, и нет никого вовсе? Может, это проделки коз, пасущихся неподалёку? Это верно, что в козах скрывается сатана?
Приближаясь к пещере, он перешёл на шёпот:
– Так или иначе, наши со свитками пути обязаны будут разойтись. Так почему не здесь? В этом самом месте, названном Перекрёстком судьбы. И всё же, я не могу себе представить жизнь без них. Особенно теперь. Я, конечно же, буду незаметно приглядывать за ними. Но мне уже становится тоскливо без них… Ангел Жизни Вечной! Ходящий пред Ангелами да научится воспарять превыше туч! – произнёс голем и вознёсся к небесам, и в них пропал. Точно унёс его тот самый Ангел Жизни Вечной. Но не прошло и мгновения, как хранителя вернули обратно, и он, вспомнивший обо всём, со всех ног кинулся к пещере. Он мчался к свиткам, в которых всё ещё существовал его мир. И был тот мир ещё живым и страстным, и в нём можно было ещё что-то изменить. Хотя бы в финале.
Едва хранитель добежал до входа и заглянул внутрь, как увидел, что рапира мощного солнечного луча дотянулась до одного из свитков. Кожа затлела, запузырилась, уступая огню, который породил невиданное сияние, переливающееся ярчайшими цветами в темноте пещеры. Хранитель, не раздумывая, бросился в лаз. Сразу же, у входа, он наткнулся на подростка, который в слезах и панике метался по пещере.
«Так это ему теперь принадлежит надежда детей Света?» – с ужасом подумал бывший узник-хранитель, глядя на ослепшего от сияния ребёнка, которому не дано защитить ни себя самого, ни разбежавшихся коз, ни подаренных судьбой сокровищ. С оглушительным грохотом один за другим лопались кувшины, обнажая пылающие огнём свитки. Не мигая, смотрел на них голем, и видел, как падали со свитков печати, и как раскручивалась, постреливая, кожа, обновляемая огнём. Пламя, точно малый щенок, лизнуло хранителя. Он не почувствовал боли, но инстинкт заставил его вжаться в стену пещеры, ибо там, где буквы свитка горели неопалимым огнём, теперь возникал огонь иного свойства. Он проистекал из недр земли, и это была вулканическая страсть, на пути которой внезапно оказался подросток.
Хранитель кинулся к мальчишке и успел оттолкнуть его в сторону. Тот упал и вжался в трясущуюся стену пещеры. А из глубин кратера уже брызгала во все стороны магма. Казалось, что это сама память земли выплеснулась
