еще одна тень! – оживился молодой стражник, указывая факелом на другую стену.
Желтое пламя задрожало, породив дюжину призрачных бликов, среди которых Саломея так и не смогла разглядеть живую тень.
– Я думала, во внутреннем городе практически нет монстров из Аида, – сказала она, осторожно ступая на следующую скользкую ступень.
Извилистая каменная лестница вывела на очередной этаж подземной тюрьмы, где желтый свет редких факелов робко лизал тьму, не в силах победить эту густоту. В тишине было слышно, как где-то далеко монотонно капает вода. Эффект, судя по всему, был запланированным, потому что едва Саломея прислушалась, как к ударам падающих капель прибавилось бульканье сточных вод, чьи зловонные массы неспешно ползли по выдолбленным в камне желобам вдоль стен. Саломея понимала, что в мире энергии, где построена игровая площадка «Фив», все относительно и является частью фантазии разработчиков и анализа созданных хронографами реконструкций прошлого, но протоколы, прописанные в точку сборки, заставляли воспринимать окружающую обстановку как неоспоримую реальность. Программирование было настолько тонким, что не перекрывало реальные восприятия, а осторожно, ненавязчиво подменяло их, стоило лишь на мгновение отвлечься от собственных мыслей, уделяя внимание окружающей действительности.
– Думаю, если судить по тому, как грамотно созданы эти игровые уровни, то разработчики уделяли им большое значение, – сказала Саломея, прислушиваясь к далеким нарастающим стонам узников.
– Не думаю, что это так, – решительно возразил Джаво.
– Как же тогда?
– Старик Латуш говорит, что миром правит случай. Мне кажется, он хочет этим сказать, что за многое в игре отвечают адаптивные алгоритмы развития. Разработчики не могут уследить за всем, что происходит, взяв под контроль весь мир. Так что многое находится во власти игровых систем, запрограммированных на развитие и улучшение.
– Так ты считаешь, что старик Латуш – часть этого развития?
– А ты снова будешь все отрицать?
– Не знаю… – протянула Саломея. – У меня в КвазаРазмерности был друг, который работал над проектом «Фивы». Он ничего не говорил о подобных персонажах.
– Если мы чего-то не знаем, то это не означает, что этого нет, – многозначительно подметил мальчик.
Саломея решила не спорить, да и звуки стонов усилились, перерастая в непрерывное завывание, перетекавшее в душераздирающие вопли мучеников и мольбы о пощаде. «Жуткое место, – подумала Саломея, убеждая себя, что все эти звуки не более чем звуковые эффекты. – На самом деле никто никого не пытает. Никто никого…»
Толстяк в кожаном фартуке вышел из ближайшей камеры, едва не столкнувшись с Саломеей. В правой руке толстяк держал щипцы с раскаленными углями. За незакрытой дверью в камеру для пыток был виден стол и прикованная жертва – полуобнаженный тощий мужчина с длинными грязными
