совершенно не гарнизонное и даже отвергающее гарнизоны. Эгон обратил на это внимание во время их первой встречи, три года назад, Тогда ей еще можно было выезжать в Европу, и он разглядел ее в Варшаве, на сессии ОБСЕ. Среди трех сотен людей, из которых две сотни – женщины… Тогда их знакомство было коротким, хотя Эгон рискнул пригласить девушку на кофе. Ему показалось, что она остерегается его. Он только начинал осваивать Туркмению.
Девушка совсем не походила на туркменку, хотя носила чудесное восточное имя. Говорили, что ее прадед был известным русским генералом. А теперь? Он доверяет ей, но разве знает ее лучше, чем тогда?
– Здравствуйте, Лейла! Вы, как всегда, очаровательны, – обратился к ней Ривс со словами, которые, он полагал, она уже успела услышать за вечер с десяток раз. Он мог и хотел передать ей более точное и тонкое послание, но дело, которое определило его маршрут, требовало, как казалось Эгону, наименьшей «исключительности».
– Здравствуйте, Эгон! Как всегда – это как никогда. Как всегда светит солнце, но мы видим его не всегда. Вы, как всегда, лучший носитель пиджачных пар в этом городе!
«В этом городе», – скривился Ривс, но вынужден был проглотить пилюлю. У Ривса в Туркмении были друзья, которых точнее следовало бы называть источниками. Открытая активность правозащитников в этой стране ограничивалась исключительно экологическими аспектами, да и то власти допускали лишь выступления на семинарах и поездки в сопровождении сотрудников охранки КНБ по определенным этим ведомством маршрутам. Ривса откровенно не интересовала экология. Для получения информации он использовал местных знакомых из числа высших чиновников, дипломатов, появлявшихся на таких вот приемах. Кто-то из них старался помочь, оттого что в глубине души страдал за судьбу страны, на глазах разрушающейся по прихоти тирана, кто-то рассчитывал бежать на Запад, кто-то имел иные причины рассказывать Ривсу, Бурлеску и другим «западникам» правду о Туркмении. У каждого иностранца здесь был свой узкий и секретный круг таких друзей. Их берегли, о них упоминали шепотом и с самыми серьезными лицами. Никто не знал, кто же для кого источник. Эти пчелки собирали пыльцу правды, а дальше «иностранцы» медом распоряжались по-разному. Обычно нектар не попадал в так называемые «белые», открытые отчеты. Он отправлялся в центральное бюро в виде так называемых «красных отчетов». Если бы не эта простая мера предосторожности, ни Эгона Ривса, ни Бурлеску в Ашхабаде давно уже не было бы. Однако Ривс считал, что его присутствие в этой стране ущерба – необходимо.
– Простите, Лейла, понимаю, как вам досаждают праздные носители пиджаков. Но я к вам за консультацией. Уделите мне пять минут?
Она посмотрела на него так, что у Ривса зародилась мысль опуститься на одно колено. Чертовы светло-зеленые фонарики… «Сколько же всяких уязвимостей ты носишь в себе, Эгон?» – в привычной манере обратился он к себе во втором лице. И, как обычно, помогло. Уязвимым в слабости к женщине признаваться не хотелось.
В
