а. Костистое лицо очень высокого, худого человека отличалось удивительной неправильностью черт, а непропорционально большие глаза с красной радужкой и вертикальной узкой прорезью зрачка будили в памяти легенду о графе Дракуле. Фигуру незнакомца плотно облегал серый, бархатистый костюм, а в руках он держал небольшой прибор, на дисплее которого высвечивался ряд цифр и непонятных знаков. Время от времени раздавался негромкий вой, и тогда мужчина нажимал одну из кнопок, расположенных на пульте, встроенном в ручку кресла.
В дверь постучали, и в помещение вошёл человек, одетый так же, как и хозяин.
– Что тебе нужно, Ропе? – поинтересовался тот.
– Я принёс весть, мой жатир1, – почтительно сказал визитёр, – а плоха она или хороша, судить вам.
– Да уж, конечно, – не отрывая взгляда от экрана, пробормотал долговязый, – не тебе. Итак, что ты хочешь мне сообщить?
– В начале второй декады Адореха2 в семье эвгаста3 и обычной женщины родился ребёнок. При этом произошёл огромный выброс энергии, свидетельствующий о появлении на свет нового жатира…
– Чтоо?!
Сидящий вскочил.
– И я узнаю об этом только сейчас?!
– Простите, повелитель, шифрограмма задержалась, слишком много препятствий. Что прикажете предпринять?
– Свяжись с вуши,4 пусть они заберут ребёнка и немедленно доставят сюда. Почти всю долгую эру Генгеста5 я в одиночку нёс тяготы власти, не имея возможности никому передать свои полномочия. И теперь, когда во Вселенной появилась новая особь моего вида, её необходимо соответственно воспитать, чтобы она продолжила дело. А этим могу заниматься только я, нельзя оставить юного властелина на руках эвгаста. Он инициирован?
– Вуши попытался это сделать, но упрямец вытолкнул его из головы.
– Тогда пусть повторит попытку или, если тот станет упираться, воздействует на его детей, соседей, на кого угодно, лишь бы мой преемник оказался здесь. Нельзя терять времени, ещё немного, и будет поздно.
– Есть!
Дважды хлопнув себя ладонью правой руки по левому плечу, гость покинул белую комнату, а хозяин вскочил с кресла и забегал по помещению. Резко остановившись, он прошипел:
– Как бы не так – новый жатир! Я уничтожу маленького соперника. Власть принадлежит мне!
Шло заседание худсовета. Николай Комаров – сорокадвухлетний актёр нервно постукивал пальцами по столу, проклиная всех худруков6 и режиссёров на свете.
Он рвался домой. Утром восьмилетняя дочка Лиза внезапно заболела и лежала теперь с высокой температурой, хныча и требуя папу. За ребёнком ухаживала мать, но Николай всё равно переживал, и обсуждение дурацкой пьески, несмотря на то, что его ждала в ней главная роль, раздражало артиста до слёз.
– Коля, а ты что думаешь? – внезапно обратился к нему с вопросом директор Николай Михайлович.
Комаров правдиво ответил:
– Я мечтаю отсюда уйти, у меня Лизочка в жару лежит. Уж простите, я не слышал ничего.
Директор с сожалением поцокал языком и участливо поинтересовался:
– А Лена разве не с ней?
– С ней, но поймите…
– Николай, – строгим голосом прервала его Ирина Сергеевна – худрук театра, – у всех нас дома сложности, но работа есть работа. Другое дело, если бы девочка осталась одна. Мы бы не настаивали на твоём присутствии.
– Ну, да, как же, – зло подумал Комаров, – тебя только собственные проблемы волнуют…
И в этот момент за него неожиданно вступился молодой режиссёр, занимающийся постановкой:
– Да отпустите вы его, господа. Вам ли не знать, как высока трудоспособность Николая Александровича, и как он дотошен в работе над образом. Вы же не думаете, что он не справится с ролью? Идите к дочке, Николай, а завтра мы встретимся и поговорим.
Комаров благодарно пожал руку заступника, попрощался с коллегами и выскочил за дверь. Коридор не освещался, театр соблюдал жёсткую экономию, как, впрочем, и другие учреждения сферы искусства. На ходу вызывая по сотовому такси, Николай направился к светлой точке впереди: в фойе горела дежурка.
Когда он проходил мимо ниши, где когда-то стоял бюст Ленина, ему померещилось, что в ней шевельнулось большое и чёрное нечто, выделяющееся даже на фоне окружающего мрака. Останавливаться Комаров не стал, мало ли что почудится.
Но едва
