такая же, только морщины да седина за эти годы прибавились. Тот же платок, та же юбка и передник», – заметил про себя Тимофей.
– Как отец, как Мишка?
– Помер отец наш еще по прошлому году. Мишка воюет. Тоже ни слуху, ни духу. Только и смотрю на пригорок, а вдруг кто-то из вас появится.
– Как же ты управляешься?
– С чем теперь управляться? Все равно все забирают. Корова осталась, да курей десяток. Продразверстка, говорят. Все на фронт, все для победы над германцем. Да и мне так много не надо. Работников всех распустили еще при отце живом.
– Ладно, мать, не горюй. Заживем пуще прежнего. Вот только… – Тимофей посмотрел на свою культю. А Мишка придет, сподручней будет. Мельница-то жива?
– Жива, стоит, кряхтит да поскрипывает жерновами от ветра. Молоть-то некому стало: в деревне одни старики, бабы да дети малые. Всех забрали на фронт.
– Скоро все возвернутся. Конец войне. Будем Мишку ждать, а я завтра забор поправлю, руки-то, мать, целые у меня! Мироедовы-то как выживают? Все ли живы?
– Платон с Агафьей кряхтят потихоньку, Нютка, поговаривают, замуж вышла в соседнюю Андреевку, а Захар прошлой зимой пьяным замерз. А в остальном также, как и у нас. Правда, Платон работников еще держит. Сеет. Молоть к немцу в колонки ездит, и то только для себя. Теперь уж и продавать купцам страшно. Да, и они наперечет.
– Мария-то замуж не вышла?
– Видала намедни, говорит Тимофея ждать буду. Так-то вот.
– Ну, да… Только на кой ляд я ей теперь нужен?
– Ладно, пойду корову подою, да спать будем. На небе звезды уж.
Мать ушла в коровник, а Тимофей сел на крыльцо, закурил и стал смотреть на звездное небо, словно там и искал ответа: как жить дальше…
Не успели петухи пропеть свой утренний гимн, как Тимофей был уже на ногах. Вернее, на ноге и костылях. Умылся на улице из бочки, попил парного молока с горбушкой только что испеченного за ночь в русской печи хлеба, взялся за работу.
Всю войну он думал о Маше. Даже когда стрелял по врагу, пришептывая при этом: Вот вам, сволочи, чтобы вы во веки веков не достали мою любимую! Чтоб вы здесь все полегли! Он все время вспоминал их встречи. А потом – как отрезало. Вместе с оторванной ногой.
Его мысли и работу прервала соседка Марфа.
– Здорово почивали, соседушки!
– Да неплохо. Здравствуйте, тетка Марфа.
– Робишь, зараз, значит?
– Мне в радость в своем доме робить. Руки-то есть, правда, одна из них плохая помощница, костыль ей приходится держать. На днях хочу ногу себе из бревна сострогать, да ремнями приладить, все легче стоять будет, и рука высвободится.
– Упорный ты Тимофей. Лишь бы Мишка целым вернулся.
– Вернется.
– Да жениться бы вам обоим.
– Да куда уж мне… А Мишку женим, как придет.
– Только невеста его с другим свенчалась. Вот гулена-то
