конечно, с утра немного разгребли, но пятеро ещё остались.
Я быстро прошёл внутрь и, впустив свою свиту, плотно закрыл дверь:
– Вы что, хотите сказать, что я прямо сейчас должен вести приём?!
В комнате повисла нездоровая тишина. Первой дар речи обрела Клавдия Петровна:
– Ну да, разумеется! А как же?
– Да вы не тушуйтесь, доктор, если что – мы вам поможем! – обнадёжил меня Антон Иваныч, раскрывая дверцы огромного допотопного шкафа, – Здесь у нас картотека.
На полках и в самом деле выстроились брошюрки амбулаторных карт разной толщины.
– Все Кобельки тут! С окрестностями! – с гордостью заявил фельдшер, любовно проводя рукой по разноцветным корешкам.
Поняв, что романтика закончилась и началась суровая сермяжная проза трудовых будней, я вздохнул и уселся за стол:
– Приглашайте очередного! – и принялся нервно вертеть в пальцах карандаш.
В кабинете случилась короткая суета. Клавдия Петровна, разулыбавшись (как мне показалось, с облегчением), развернула персонал лицами к двери и в пару секунд вытолкала всех вон. И выпорхнула сама. Прикрывая за собой дверь, фельдшерица обернулась и довольно игриво подмигнула мне. Меня передёрнуло.
Со мной остался лишь Антон Иваныч. Он уселся за свой столик, стоящий напротив моего, и деловито принялся раскладывать на нём какие-то журналы. Наконец, раскрыв самый толстый из них, фельдшер повернулся к двери и гаркнул:
– Следующий!
Дверь моментально распахнулась и в кабинет влетела маленькая бабулька лет эдак ста – ста двадцати. Широко улыбаясь беззубым ртом, ископаемое уселось на стул рядом со мной и констатировало:
– Молоденький!
– Ничего, это пройдёт! – успокоил я старушку и попытался направить разговор в деловое русло, – На что жалуетесь?
– Зинка, шошедка, шпёрла шо двора шолёные огуршы из кадки, шволочь шишяштая! – скорбно поведала бабка и с надеждой уставилась на меня.
– Какая сволочь? – оторопело уточнил я.
– Шишяштая! – с готовностью повторила пациентка.
Я вопросительно взглянул на Антона Иваныча.
– Сисястая! – перевёл он, не отрывая взгляда от журнала, в котором что-то писал.
Я почувствовал, что краснею. Карандаш в моих пальцах с громким хрустом сломался. Бабка подпрыгнула на стуле и втянула голову в плечи.
– Что? У вас? Болит? – раздельно процедил я.
– А-а! – поняла посетительница, – Так это… Там!
– Где?
– Ну там! – явно удивляясь моей непонятливости, старушка показала большим пальцем руки куда-то за своё плечо.
Я привстал и заглянул ей за спину:
– Спина, что ли?
– Не-е, милок, не шпина! – разулыбалась бабка, – Ниже!
Антон Иваныч оторвался от своей
