пресуществления. В Венеции я видел одну рыбачку – она босиком вошла в церковь и упала на колени перед мадонной; бросив корзину с рыбой, она стала молиться; да, вот это была подлинная вера, и я молился и верил вместе с этой женщиной. Но я верю также и в Афродиту, и в Аполлона, и в великого бога Пана.
У Хейуорда был бархатный голос; он говорил, выбирая слова и словно скандируя. Он бы говорил еще, но Уикс откупорил вторую бутылку пива.
– Выпейте лучше, – сказал он.
Хейуорд обратился к Филипу с тем слегка снисходительным жестом, который производил неотразимое впечатление на юношу.
– Теперь вы удовлетворены? – спросил он.
Сбитый с толку, Филип признал, что он удовлетворен.
– Жаль, что вы не добавили сюда немножечко буддизма, – сказал Уикс. – Сам я, сознаюсь, испытываю некую склонность к Магомету; обидно, что вы его обошли.
Хейуорд рассмеялся; в тот вечер он был настроен благодушно, отзвук округлых фраз все еще приятно отдавался у него в ушах. Он опорожнил свой стакан.
– Я и не ожидал, что вы меня поймете, – ответил он. – Вы с вашим холодным американским рассудком можете меня только осудить. Вы ведь бредите Эмерсоном и тому подобное. Но что такое осуждение? Это чисто разрушительное начало; разрушать может каждый, но не каждый может созидать. Вы, дорогой мой, педант. Созидание – вот что важнее всего, а я – созидатель, я – поэт.
Уикс глядел на Хейуорда как будто серьезно, но глаза его весело смеялись.
– Не обижайтесь, но мне кажется, что вы чуть-чуть опьянели.
– Самую малость, – бодро ответил Хейуорд. – Далеко не достаточно для того, чтобы вы могли победить меня в споре. Но, послушайте, я раскрыл вам свое сердце; теперь скажите, в чем ваша вера.
Уикс склонил голову набок, словно воробей на жердочке.
– Я раздумываю об этом уже много лет. Кажется, я – унитарий[18].
– Но ведь они же сектанты, – сказал Филип.
Он так и не понял, почему оба они расхохотались – Хейуорд раскатисто, а Уикс, потешно пофыркивая.
– А в Англии сектантов не считают джентльменами? – спросил Уикс.
– Что же, если вы спросите моего мнения, они и в самом деле не джентльмены, – сердито ответил Филип.
Он терпеть не мог, когда над ним смеялись, а они засмеялись снова.
– А вы мне объясните, пожалуйста, что такое джентльмен, – спросил Уикс.
– Ну, как вам сказать… кто же этого не знает?
– Ну, вот вы – джентльмен?
На этот счет у Филипа никогда не было сомнений, но он знал, что о себе так говорить не полагается.
– Если кто-нибудь сам называет себя джентльменом, можно держать пари, что он им никогда не был, – возразил он.
– А я джентльмен?
Правдивость мешала Филипу прямо ответить на этот вопрос, но он был от природы вежлив.
– Вы
Унитарий – протестантская секта, исповедующая Бога в одном, а не в трех лицах.
