вещи и уйти, и дать ему возможность быть счастливым с той, которая даст ему то, чего ты дать не можешь.
– У него год отношения… он год мне изменяет, а вы так спокойно мне об этом говорите? – прошептала Соня пересохшими губами.
– А что ты удивляешься? Верных мужчин не бывает, глупо в твоём возрасте думать иначе. Его связь с заведующей ещё в той больнице, его бесконечные пациентки, медсёстры… ты разве не знала? Не прикидывайся, ты не могла не знать. Он умный, красивый мужик, в самом расцвете лет, ты же вечно то страдаешь, то болеешь, то вообще на работе почти сутками.
Людмила Николаевна выглядела на удивление спокойно, как будто не разрушила Сонину жизнь, а вновь говорила о своих грядках.
Теперь для Сони не просто рухнул мир, даже жалкие развалины превратились в пыль. Было ощущение, что её отхлестали плетью по всему телу, разорвав всю кожу. Ей так хотелось казаться сильной, она так не хотела плакать перед этой женщиной, но сил уже не было, она разрыдалась.
– Я знала про заведующую, но он клялся, что больше никогда… – Соня ревела, как белуга, – про остальных я не знала. Как он мог?
Её стало трясти, рыдания перешли в икоту, как в детстве…
– Ой, как всё тяжело, – то ли посочувствовала, то ли позлорадствовала свекровь. – Неужели не знала?
– Нет… – проревела Соня.
– А что ты хотела? Все мужики такие.
Соня как-то резко успокоилась. Подняла на свекровь красные от слёз глаза и спросила: – И Сергей Иванович?
Людмила Николаевна взглянула на неё холодными глазами, и, выпрямив спину, сказала: – И Сергей Иванович, – и поморщившись, сама того не желая произнесла, – он, когда в своём КБ работал, с кем только не путался.
– И вы, пройдя через это, получаете теперь удовольствие из-за того, что ваш сын такой же кобель, как и его отец? – вопрос прозвучал грубо, но доставил Соне садистское удовольствие.
Людмила Николаевна отшатнулась, как от пощёчины. Она высокомерно посмотрела на Соню: – В мужчинах это заложено, только есть разница, с одними жёнами они счастливы, потому что они матери их детей, а с другими мучаются, как с чемоданом без ручки: и в хозяйстве непригодный, и выбросить вроде жалко.
Соню охватило бешенство, так её ещё никто не унижал. За что? Что она сделала?
– Людмила Николаевна, – Соня попыталась посмотреть ей прямо в глаза, но та упорно отводила взгляд, – за что вы меня так ненавидите?
– Я не ненавижу тебя, я к тебе вообще никак не отношусь. Мой сын должен быть счастлив и мне всё равно с кем. Когда он познакомился с тобой, ему было двадцать восемь, почти тридцать, ему пора было жениться. А тут ты, молодая, – она презрительно скривила губы, – на вид здоровая. Мы надеялись, что ты неопытная, неиспорченная, будешь ему хорошей женой, родишь нам внуков, что всё будет, как положено.
– Но он же тогда сам детей не хотел, он же меня уговорил пить таблетки, из-за этого же всё.
– Тогда, действительно не до детей было, он должен был
