пассажиров.
Пилот говорил на полном серьёзе. Киткоут и Магваер уже начали смеяться в открытую. Пилот продолжал недоумевать:
– Какой болван разрешил этим людям в чёрных плащах косить коноплю? Нельзя же так людей пугать!
Затем пилот перешёл на крик:
– Дать пассажирам покурить? Вы представляете, что тогда с ними будет? Мы или трупы привезём, или дико хохочущие тела, что будут не в себе.
– Приплыли.
– Смерть на взлётном поле. Это надо изучить, – смеясь, сказала Киткоут.
Тут самолёт набрал скорость и взлетел в ночное звёздное небо.
– А ещё вчера, в это же самое время, мы ещё тренировались. Согласись – этого будет не хватать, – с лёгкой ностальгией сказала Магваер.
– Возможно, и так. С другой стороны, перемена деятельности – своеобразный отдых. – Александра говорила немного разочарованно.
– Саш, ты точно всё решила? – с небольшой надеждой в голосе спросила Хилари.
Магваер чувствовала надвигающиеся серо-чёрные тучи одиночества, ощущала в душе холодное поветрие тоски. Незаметно подкрадывалась чёрная и липкая грусть. Тянула свои противные руки к сердцу, запускала их в разум, старалась проглотить душу.
– Да. Мне необходимо получить образование, и желательно не одно, а несколько и в короткий срок.
– Ясно. – Магваер с горечью на душе посмотрела в окно. На Александру внимания она больше старалась не обращать. Ей хотелось вместе с подругой поступить на службу к «Людям в белом». Желала, чтобы они всегда были вместе, ведь в незнакомый коллектив проще войти, если рядом есть родная душа. Но Александра рассудила по-другому. Вбила себе в голову – необходимо поставить небольшой эксперимент: в ближайшее время, в течение нескольких месяцев, получить образование. Каким образом? Это было известно только самой Александре, и больше никому.
Хилари, скрепя сердце, понимала интересы своей подруги. Но тот факт, что за двадцать с лишнем лет им впервые придётся расстаться, морально убивал. Одиночество чёрным и холодным туманом подступало к сердцу. Пыталось липкими и холодными лапами схватить за душу. Размышления о холодной чужбине и о том, что на ней придётся быть одной, невольно призвали и отчаяние. Лёгкий, но противный, мокрый, липкий ветер начал одолевать разум, сердце и душу. Заставлял путаться мысли. Отчего-то в разуме, словно кадры старой киноленты, начали мелькать воспоминания о пережитом вместе с Александрой. Одно сменялось другим. Те, что прошли мимо взора, рассеивались ветром одиночества и тоски, словно пыль. Превращались в зыбь, растворялась в тёмных недрах подсознания.
Картина за иллюминатором была одна и та же, и меняться она не собиралась. Ночное небо с сияющими звёздами и тьма внизу. Казалось, что внизу нет земли, и самолёт летит над какой-то бездной, куда, неровен час, можно провалиться.
Немного
