Каминка, – да подумай ты о самых очевидных вещах! Ну не двадцать мне лет… и даже не сорок! Ты что, хочешь, чтобы в один прекрасный момент я на тебе дух испустил? Тебе это надо?
– Это не важно.
– Боже мой! А что же важно?
– Важно то, – твердо сказала Рони, – что я тебя люблю.
– Рони, ты все это выдумала, – отчаянно, стараясь не смотреть девушке в глаза, бормотал художник Каминка. – Да ты хоть можешь представить себе, что произойдет, когда это выплывет наружу?
Девушка чуть надменно приподняла плечи.
– Прошу тебя, Рони, – обреченно сказал Каминка, – давай оставим.
– Но я не могу оставить. – Плечи ее опять приподнялись. – Как я могу оставить, если люблю тебя?
Каминка развел руки:
– Это безумие.
– Ну и что? – спросила Рони.
В течение следующих месяцев художник Каминка во время занятий к Рони не подходил и тщательно избегал любой возможности оказаться с ней наедине. Аудиторию покидал в сопровождении кого-нибудь из студентов, на парковку шел вместе с кем-нибудь из коллег. Три ее письма он выкинул, не вскрывая конверта. Летом Рони улетела в Грецию. В новом учебном году на занятия она не явилась, а вскоре поползли слухи, что Рони Валк крестилась и постриглась в монахини на Афоне. В конце первого семестра секретарь кафедры Ирит Нахмани, пожилая женщина с узкими раскосыми глазами, вручила Каминке подписанное ректором Академии письмо о временном отстранении от работы до выяснения обстоятельств инцидента.
– Ничего не понимаю, – художник Каминка снял очки. – Какой инцидент, Ирит?
Секретарша, явно чувствуя себя неловко, глядя куда-то в сторону, приподняла тонкие брови:
– Я не знаю, но ходят слухи…
– Какие слухи? – неожиданно высоким голосом возмущенно выкрикнул художник Каминка. – Какие… – И вдруг почувствовал какую-то странную тошноту в груди и слабость в ногах. Он сильно побледнел и, сделав неуверенный шаг к стулу, начал что-то нашаривать в воздухе правой рукой.
Ахнув, секретарша стремительно выскочила из-за стола, помогла ему сесть и через минуту вернулась со стаканом воды.
– Я не хочу, – сказал Каминка, морщась. Ему было стыдно за все происходящее, за свое соответствие затертой, сотни раз описанной мелодраматической ситуации.
– Нет, нет, лучше выпить, – сказала Ирит, и снова его мучительно резанула предсказуемость происходящего.
Он медленно, чтобы не обижать Ирит, смирившись с необходимостью вести себя в соответствии с предписанной ситуацией нормой, пил воду.
– Она ничего не сообщала, – опасливо косясь на дверь, тихо сказала секретарша, – но ходят слухи, будто это из-за вас…
Глава 4
В которой появляются тренер Гоги, гигант Муса и другие обитатели спортзала «Железный
