style="font-size:15px;"> «Надо будет это выяснить», – решила Соня и задумалась: а что, как она ошибается, и все это ей только кажется и на самом деле нет ничего, решительно ничего нет? Он и в самом деле уедет и все пройдет…
Соня думала так и улыбалась, потому что, в сущности, не верила в то, что думала.
– А вы ничего не делаете, моя дорогая? – раздался в это время французский говор матери над самым ее ухом.
Вера Андреевна, заглянув к Соне в дверь и увидев, что та забылась над работой с воткнутой наполовину иголкой, вошла и окликнула ее.
Соня подняла голову.
– Вы опять ничего не делаете? – повторила Вера Андреевна.
– Отчего же «опять», маменька? – тихо ответила вопросом Соня.
– Оттого что так работа нисколько не подвинется. Вы почти целые утра ничего не делаете. Одно из двух – или принимать гостей, или работать.
– Но ведь нельзя же было не выйти к ним, ведь это невежливо. Наконец князь Косой познакомился с нами в деревне и был тут в первый раз…
– И очень жаль, что был. Что, он богат?
– Право, не знаю.
– Кажется, его отец все прокутил. И он вовсе не симпатичен, груб ужасно и спорит.
– Чем же он груб, маменька?
– Тем, что спорит. Уж если я говорю что-нибудь, то знаю, о чем говорю. Ясно, кажется, если мадам Каравак говорит…
– Но он ведь и не спорил, а говорил только, так же как и Торусский, как и все…
– Ну, уж позвольте мне лучше знать! Я сразу вижу, что это за господин. Я его больше не велю принимать к себе. Вот и все.
– За что же, маменька?
В до сих пор ровном и тихом голосе Сони послышался не то что признак беспокойства, а чуть заметное внешнее выражение серьезного внутреннего чувства, чуть заметное, но все-таки не ускользнувшее от женского слуха Веры Андреевны.
– Я вам не буду давать отчет в своих поступках, – снова переходя на французский язык, сказала она.
Соня, взглянув на нее, ответила по-русски:
– Как вам будет угодно, маменька.
– Я знаю, что все будет, как мне угодно, – раздражаясь, громче заговорила Вера Андреевна. – Я знаю, что все будет так, как я хочу, а не вы, понимаете… так и запишите это!.. – и, должно быть, чтобы сейчас же на деле доказать, что все «будет так, как она этого хочет», Вера Андреевна наклонилась над пяльцами с работой Сони и, взглянув попристальнее, проговорила, обводя пальцем край узора: – Это никуда не годится; криво, совсем криво; нужно распороть и переделать.
– Маменька, – дрогнувшим голосом ответила Соня, – ведь это по крайней мере два дня работы…
– Ну что ж из этого? Хоть бы месяц…
– Но я… – начала было Соня.
– Но я, – снова подхватила Вера Андреевна, – говорю вам, что так оставить нельзя; нужно распороть, распороть и распороть.
– Но я не успею
