она (идиотка!) все испортила ревностью:
– Дура, дура!
– И я хорош! – Герхард просунул всклокоченную голову, отодвинув занавеску.
Он выглядел таким взъерошенным и огорченным, что Дженни рассмеялась.
– Смейся, смейся! Твой безумный мужчина лакал с отморозками в баре водку с пивом, закусывая шоколадными конфетами. О, бедная голова!
– Прими аспирин.
– Приму, но не аспирин.
Скинув халат, Герхард присоединился к возлюбленной, фыркая и обдавая брызгами с ног до головы. Впрочем, она не осталась в долгу.
– Как дети!
– Мы и есть дети.
– Прости меня, милый.
– И ты прости. Я на твоем месте умер бы от ревности, хотя повел себя как чурбан бесчувственный. Помни, что бы ни случилось, я виновен пред тобой, дорогая, любимая.
Герхард припал головой к юной груди. Вода спадала с волос Дженни на его лоб, он ловил струи ртом, и не двигался, боясь нарушить ощущение нежности, сдерживая возрастающее желание. Наконец, Дженни опустилась на колени, и, испытывая жажду, слизнула воду с его бёдер. Капли имели необыкновенно сладкий вкус. Герхард присел рядышком на корточки, и нежно тронул её мокрые волосы:
– Совсем ещё ребенок. Давай помою тебя, будто маленькую девочку, доченьку.
– Я чистая.
– Неважно, – и взял в руки губку, – не спорь с папочкой. Вся извозилась во дворе, грязнулька. Вот тебе, – осторожно шлепнул по ягодице.
«Странные игры. Вылитый извращенец-маньяк». Лицо Герхарда показалось на миг незнакомым: «Откуда это? Может, развлекался подобным образом с той женщиной?» Тошнота подступила к горлу. «Зачем мучить, прогнал бы, если разлюбил. Неправда. Снова ищу причину для скандала».
– Дорогая, тебе плохо?
– Да, плохо. Я не знаю тебя, вот, что тревожно.
– Так, – отбросил губку, – опять чем-то недовольны.
Сердито отодвинув шторку, вышел из ванной.
Виновато скользнула в гостиную. Герхард стоял у зеркала, внимательно разглядывая отражение в зеркале:
– Иду в банк, милая дурочка. Что скажешь?
– Выглядишь на миллиард.
– Отлично. Дай поцелую.
Дженни подставила щеку. Громко чмокнув, вышел из дома. На несколько минут задержавшись с садовником, продолжил путь, не оглядываясь.
– Все-таки сердится, вот и рукою не помахал.
Солнце стояло высоко, по небу плыли облака, словно парусники в синем море. Юной прелестницей попеременно овладевала то дикая ярость, то жертвенная любовь. Она подарила бы себя Герхарду, потом разорвала бы любовника на части, чтобы не отдать другой женщине. При мысли об измене, кровь кипела в жилах и туманила разум. Страсть съедала полностью и бесповоротно девичью душу.
– Мой, только мой. Убью, но не отдам!
Зазвонил телефон. Натали.
