делаю то, что считаю нужным в данной ситуации.
– Кто бы сомневался. В «Венской конвенции» есть категория людей, на которых она не распространяется. Слышали про таких? У них нет ни родины, ни флага.
– Я не наемник, а свободный художник. Хотя не вижу ничего плохого в наемниках. Есть работа, за которую платят деньги. Они ее выполняют. Ты что, за идею работаешь или тоже за деньги?
Олег как будто этого не слышал.
– Конечно, свободный. От чего? От предрассудков вроде совести и морали.
– Ты еще пацан, чтобы учить меня, – с легким презрением сказал Егоров. – Вот попишешь с мое, пороешься в помойке по самые уши, тогда будешь мне советы давать.
– Вот и я о том же, – согласился Олег. – Каждый, кто отсидел на стуле в редакции десять лет, считает себя уже акулой пера.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что слишком часто журналисты вроде вас берут на себя роль политологов, философов, искусствоведов и вообще специалистов в любой области человеческой деятельности. Вас послушать – так никто кроме вас не знает, как лучше наладить экономику и что при плоскостопии раньше вырезать – аппендицит или гланды.
– Ты еще сопляк, чтобы мне советы давать… Я журналист, а ты еще…
– А я репортер, – перебил Олег. – И всегда им останусь.
– И в чем разница между журналистом и репортером? – спросил Костя.
– Репортер сообщает факты, – повернув голову, ответил Олег, – а журналист учит всех жизни. Вы со мной не согласны?
– Отчасти, – сказал Зубков. – В одном вы правы, Олег. Со словом нужно обращаться аккуратно. Перо – страшное оружие.
– Особенно когда длина лезвия сантиметров двадцать, – уточнил Андреич.
Все сдержанно засмеялись. Даже Олег улыбнулся. Он чувствовал, что разговор зашел слишком далеко, и был рад его прекратить.
– Возьми у Петрова материалы, – сказал Зубкову Пасечник. – Через два дня мне нужна статья.
– Пал Палыч…
– Ну что Пал Палыч? Мне нужна статья. У нас новый президент, а про него до сих пор никто толком ничего не знает. Про своего банкира напишешь на следующей неделе.
Делать нечего. Придется отложить статью про финансового гения и заняться президентом. Зубков прошел в отдел в расстроенных чувствах. Не успел он сесть за стол, как зазвонил телефон.
– Алло.
– Костя?
– Привет, Андрюха, – признал Костя институтского приятеля. – Как дела?
– Нормально. Если не считать того, что я три недели безра-ботный.
– Да ты что? Тебя уволили, что ли? За что?
– Да нет, журнал закрылся.
– Надо же… Кто бы подумал… У вас такие тиражи были…
– Тиражи-то были, только кому они нужны.
– Не понял. Вы что, их не распродавали?
– То-то и оно.
– Так
