никогда не занимался административной деятельностью. О бизнесе не имеет представления. Он мне вообще не соперник. И никогда им не был, ни на каком поприще. Ведь мне с ним даже бороться за Римму не пришлось, он ее сам бросил, вульгарно бросил. Так что… В покушении на него уж точно без меня обошлось, факт!
– А где без вас не обошлось? – безмятежно спросил Бергер.
– Не ловите меня на слове, не надо, – так же безмятежно ответил Бронников. – Хотя, с другой стороны, работа у вас такая – ловить. Но напрасно, потому что без меня обошлись как покушение на Дымова и смерть Сироткина, так и исчезновение Резвуна и… убийство Риммы.
И на этом имени его ровный голос вдруг сломался, и лицо вдруг пошло резкими, страдальческими морщинами, и повлажнели глаза.
– Я ее не убивал, – выдохнул он хрипло, изму-ченно. – Можете вы усвоить такую простую вещь? Не у-би-вал! Не знаю, кто это сделал, но не я. Я просто не мог, не мог… я ведь только недавно понял, насколько люблю ее. Смешно? Мы встречались несколько лет, она считалась моей официальной любовницей, и вот наконец я захотел на ней жениться, я наконец понял, что она для меня значит, как нужна мне, но именно тогда… именно в это время она вдруг погибла, она взяла и погибла! Как же она могла так со мной поступить?!
Он облокотился на стол, закрыл лицо руками, поник. Какое-то мгновение Бергер смотрел на его слабо подрагивающие плечи, думая, что все это было бы смешно, когда бы не было так грустно: обвинять убитую в том, что позволила себя убить. И при всем при том его не оставляло ощущение, что в последних словах Бронникова, в этом неконтролируемом, почти истерическом выкрике что-то прозвучало: если не ответ на все вопросы расследования, то хотя бы намек на этот ответ, а ему, Бергеру, не хватило проницательности этот намек понять.
Маша Самохвалова
2 мая 1967 года. Благовещенск
– У них же через месяц выпускные экзамены. В июне уже все заметно будет! А выпускной? Как она будет выглядеть на выпускном?! В шелковом платьице? Я уже и крепдешину прикупила… легонького такого, розовенького… куда его теперь? Неужели пропадет?
Тетя Лида обвела собравшихся жалобным взглядом, как будто именно в невозможности сшить любимой племяннице на выпускной бал розовенькое платьице состояла главная беда.
– Ничего страшного, – буркнул дедушка. – Девку родит – нашьете пеленок. Для девок как раз положено розовое все.
– Что ты такое говоришь? – ахнула бабушка. – Пеленки – из крепдешина?! Младенцам бязь потребна, баечка, легонькое что-нибудь.
– Ну, значит, на свадебное платье пойдет, – покладисто согласился дед.
– Прекратите! Вы тут с ума сошли, что ли?
Дородная рыжеволосая женщина, доселе мертво сидевшая, а вернее, полулежащая в кресле, куда ее свалило внезапно полученное известие, вдруг резко выпрямилась и ожгла своих разговорившихся родителей таким взглядом, что
