так что в лабораторию я ехала в совершенно пустом трамвае. Киллеры не знают угрызений совести, но, глядя на траурные портреты с бровастым лицом, я не могла отделаться от чувства вины. Ведь я не собиралась убивать этого старика: лично он не сделал лично мне ничего плохого. Когда я выкрикнула это свое смертоносное «Сдохни!», оно было адресовано не ему, а гадостной эпохе, которая перебила всех настоящих мужчин, а уцелевших превратила в ничтожества. Возможно, что и сам он был всего лишь жертвой, как мой никчемный Лоська. Возможно, он был добрым человеком и желал другим только счастья. Я хотела убить эпоху, а убила его. Наверно, она только на нем и держалась, эта жуткая тварь – на этом трясущемся, шамкающем, недалеком старикане. Тоже мне, опора… А с другой стороны, на чем же еще ей было держаться – ведь лучших она давно уже истребила.
В лаборатории работал телевизор и было непривычно много народу. Редкий случай: пришли почти все, хотя не выдавалось ни аванса, ни получки.
– Сашенька, ну где же вы ходите? – приветствовал меня Троепольский. – Давайте к нам! Тут такое представление! Коллективный просмотр по всем рабочим подразделениям. Руководство специально телевизоры выделило, представляете?
– А чего не выделить? – мрачно проговорил Димушка. – Генсеков-то нечасто хоронят. С предыдущего, считай, почти тридцать лет прошло.
– Тогда телевизоров еще не было, – заметила Зиночка, самая старшая в лаборатории.
– Были, но не у всех, – возразил Троепольский. – У деда, к примеру…
– Троепольский, хватит, – необычно грубо перебил его завлаб Грачев. – Надоело слушать про твоего деда-посла. Тут конец эпохи, а вы…
Грачев был заметно пьян и бледен, жидкие волосы встрепаны, галстук сдвинут набок. Троепольский сочувственно причмокнул губами и не стал возражать. На экране под траурную музыку плыл хорошо знакомый профиль невинно убиенного мною генсека. Отчетливо чернели знаменитые брови. Отделанный кокетливыми рюшечками гроб тащили шестеро совершенно одинаковых полковников в красных повязках. Полковники прижимались к гробу щекой, уставив под одинаковым углом околыши низко надвинутых фуражек. Втиснувшись между ними и наверняка сильно при этом мешая, семенили старшие члены Политбюро. Первым шел Андропов.
– А вы мне не верили! – торжествующе проговорил Димушка. – Я сразу на него подумал.
– Да какая разница? – отмахнулся Троепольский и, понизив голос, добавил: – Ка-Гэ-Было, так и будет. Во несут-то, вы только гляньте… И как они друг другу на ноги не наступают? Бурлаки на Волге…
– Тише… – прошипел завлав.
– Ну что ты на меня тянешь, Грачев? – возмутился Троепольский. – Что такое случилось? Ну умер он, так что? Как говаривала моя бабушка, умер-шмумер, главное, шоб был здоров!
– Тише… – шикнул кто-то.
Димушка привстал и окинул взглядом собравшихся.
– Успокойтесь, – сказал он, снова садясь, – Вера Пална далеко. Рыдает в своей
