и второй эвелн ушел за дровами, я стал расспрашивать Шамана о них.
– Кто-то заболел?
– Нет, пришли поговорить со мной.
– Надолго?
– Утром уйдут. Разговор ночью.
– Могу я спросить, если не секрет?
– Исчезла одна звезда, наверное, шестой величины.
– Где исчезла?
– В небе. Сегодня первая половина ночи будет ясной.
– Это катастрофа?
– Наверное. Много тысяч лет назад.
– Я видел эту звезду?
– Это вряд ли. У тебя не такое зрение, как у местных.
– Они что, постоянно считают звезды?
– Они не умеют считать.
– ???
– Мы с тобой умеем считать, поэтому мы ничего бы не заметили. А они видят небо как картину, целиком, и заметили, что картина изменилась.
– Почему они пришли к тебе?
– Они хотят знать, что это за знак.
– А это знак?
– Конечно.
– Я могу узнать?
– Мне нужно дождаться ночи и самому увидеть эту часть неба.
– Часть неба имеет значение?
– В каждой части живут свои духи.
– В школе учил астрономию?
– Не только в школе. Астрономия не помогает, например, узнать погоду по небу, а знание о духах помогает.
– А сам ты не заметил изменений?
– Я смотрю в небо чаще тебя, но не так часто, как местные.
– Они сами пришли или их послали?
– Сами, двое.
18.07
Поговорив о звездах, мы долго сидели у костра эвелнов. На побережье звезды намного ярче, чем в городе, так как в небе нет отсветов электричества. Просто пелена звездная. Эвелны иногда напевали неторопливую протяжную песню, мотив которой удивительно гармонировал с картиной звездного неба, потрескиванием дров в костре и далеким шумом волн. Я записал перевод песни. Перевод принципиально не может быть дословным, так как в эвелнском языке многие слова образуются в ситуации впервые и единственный раз по определенным правилам. В психологии такой язык называется симпрактическим. И эта песня у другого костра повторится чуть-чуть в другом варианте.
Когда я молод был,
Каждый день открывался в новом мире,
И, засыпая, я хотел скорее проснуться.
А сейчас я просыпаюсь в том же мире,
И мне жаль звезд, которые гаснут утром.
Хотя их у меня еще будет много,
Но их уже мало.
Последняя короткая фраза не вмещалась в размер мотива и воспринималась как начало нового трехстрочного фрагмента. Поэтому окончание получалось особенно грустным, драматичным и требующим продолжения. Так же грустны и драматичны переживания эвелнов по поводу конечности жизни и неожиданности неминуемой гибели. Так же, без страха, но с тревогой
