Борг шагнул к Никите и неожиданно громко рявкнул:
– Вставай, паршивец! Чево расселся, когда с тобой главный прислужник вейстора Прилесья и господина Гудвуда говорит!
Пламенная речь сопровождалась ощутимым пинком в бедро, от которого Никита мигом слетел с кучи и упал на четвереньки.
– Вы чё делаете? Больно же!
– Ах ты, говнюк! Да если бы не суд, я тебе сам бы щас башку открутил за Одноухого! Быстро встал, щенок! Господин не привык ждать!
Никита подскочил, начиная понимать, что разъярившийся Борг и правда, чем чёрт не шутит, возьмёт и открутит ему голову без суда и следствия. Прислужник дернул за цепь, притянул Никиту поближе и, немного повозившись, отстегнул тяжёлый ошейник. Грубо схватив за плечо, он поволок своего пленника из подвала во двор.
На улице ярко светило солнце. Вчерашних обитателей заднего двора видно не было, вместо них на невысоком крыльце у открытой двери, из которой неслись умопомрачительные запахи, стояла невысокая полная женщина с ярким румянцем на пухлом добром лице и яростно обмахивалась белым передником.
Завидев Никиту с его конвоиром, она оставила передник в покое и, уперев голые по локоть руки в бока, неожиданно грубым голосом закричала:
– Эй, Борг, ты куда это тащишь парнишку?
От зычного голоса конвоир вздрогнул и, как показалось Никите, несколько съежился, стараясь быстрее миновать крыльцо с женщиной.
– Суза, ты же знаешь, что его милость будет сейчас допрашивать этого убийцу.
– Убийцу!? Да вы чево, рехнулись вместе с его милостью? Ты посмотри на него, в нём же одни кости! Да он с курицей-то не справится, не то, что с Одноухим Дроном, головорезом, каких ещё поискать! И кто его убитым видел? Ты, что ли? Нашли, кого слушать – дуру Феону! Ей лишь бы слезу пустить на площади да сбыть под шумок свои залежалые пирожки!
Борг молча пихал Никиту в спину, направляя его к углу дома.
– А ну стой! Стой, кому говорю! – Прислужник замер.
– Ну-ка, веди его сюда. Он не ел, поди, со вчерашнего, паразит ты эдакий! Боги тебя раздери!
– Суза, господин ждёт!
– Подождёт твой господин! Эй, Рула, живо тащи сюда хлеба и кружку молока! Да прихвати пирог с крольчатиной, тот, с подгоревшей коркой.
Почти в то же самое мгновение из недр кухни на крыльцо выскочила вчерашняя замарашка, в одной руке удерживая большую кружку, полную молока, а второй прижимая к груди солидный ломоть хлеба и круглый открытый пирог размером с чайное блюдце, сильно зажаренный с одного бока.
Суза поманила Никиту и, погладив по голове мягкой рукой, усадила на крыльцо. Рула, косясь на Борга, сунула Никите еду и быстренько отступила за спину кухарки, во все глаза глядя, с какой жадностью мальчик набросился на угощение.
– Странный он какой. Не похож на наших – то мальчишек… Как его зовут?
Борг стоял молча, демонстративно отвернувшись от жадно жующего мальчишки,
