На свадьбу прибыл посол Швеции граф Стенбок, уполномоченный регентом начать официальные переговоры относительно брака великой княжны Александры Павловны с юным королем Густавом. Хотя Екатерина через своих шпионов знала, что сам Густав не слишком доброжелательно относится к идее «русского брака», она все-таки ответила согласием посланнику регента и позволила ему танцевать на балах с Александрой Павловной менуэты, что в глазах высшего света означало согласие… А кроме того, девочку начали учить шведскому языку и вообще всячески подготавливать к браку с Густавом. Екатерина, будучи женщиной мудрой, понимала, что для такой нежной и чувствительной девочки, как Александра, брак по любви – пусть даже любовь будет чистой воды иллюзией – желательнее брака по принуждению. И прилагала все усилия к тому, чтобы Александра заочно влюбилась в своего нареченного. Ей много рассказывали о юном короле, причем выставляли его эдаким романтическим героем. Екатерина добилась того, чтобы жених и невеста обменялись миниатюрными портретами, и проследила, чтобы молодой человек на своем портрете выглядел действительно симпатичным. Кроме того, Александра Павловна и Густав IV писали друг другу трогательные письма. Великая княжна писала под диктовку бабушки, а за Густава писал его учитель словесности. Видимо, учитель был талантливым сочинителем: девочка очень скоро почувствовала влюбленность в своего жениха. Что касается эмоций Густава – об этом история умалчивает. Вряд ли он вообще читал письма своей невесты! Екатерина успела даже позаботиться об обустройстве домовой православной церкви в Стокгольме и отправила туда роскошную церковную утварь и иконостас. «Как с политической, так и с семейной точки зрения я всегда смотрела и теперь смотрю на этот союз как на самый желательный во всех отношениях», – писала Екатерина герцогу Карлу.
Но, поскольку жених и невеста были еще слишком молоды и физически не готовы к супружеству, свадьба была отсрочена. Советники уговаривали Екатерину, напротив, поспешить с бракосочетанием, дабы вздорный юный король не передумал. Но она боялась за здоровье своей любимой внучки, находя ее слишком хрупкой для столь раннего брака – и возможной даже в столь раннем браке беременности. Барону Гримму примерно в ту же пору она писала: «Покойный король желал женить сына на старшей из моих внучек; он и сыну внушил такое сильное желание, что тот только об этом и мечтал. Девица моя может терпеливо ждать решения своей участи до совершеннолетия короля, так как ей всего одиннадцать лет. Если же дело не уладится, то она может утешиться, потому что тот будет в убытке, кто женится на другой. Я могу смело сказать, что трудно найти равную ей по красоте, талантам и любезности, не говоря уж о приданом, которое для небогатой Швеции само по себе составляет предмет немаловажный. Кроме того, брак этот мог бы упрочить мир на долгие годы. Но человек предполагает, а Бог располагает: обидами да оскорблениями мира им не купить, да, кроме того, еще нужно, чтобы король ей самой понравился…» Как видно из этого письма, Екатерина прекрасно сознает
