еще и леваки зашевелились. Чем это все само по себе закончится, мне известно. Вот пусть заинтересованные стороны, сам сардар Дауд и шах Ирана, уже инвестировавший в соседа почти миллиард долларов, и стабилизируют ситуацию. Сохранение там статус-кво на ближайшие годы – это лучшее, что можно представить для Союза. Шурави сейчас на улицах Афганистана – подчеркнуто уважаемый человек, в доме – по-настоящему желанный гость. Там даже межклановые стычки приостанавливают, когда экспедиции советских геологов надо проехать по дороге, где идет стрельба! Вот пусть так все и остается.
Тут воображение опять сыграло со мной дурную шутку, причудливо исказив запах сигаретного дымка. Я стремительно позеленел и громко сглотнул.
– Ты чего, паря? – встревожился капитан, оторвав трубку от уха.
– Траванулся… – пробормотал я, прислушиваясь к взбунтовавшемуся нутру.
– Да? – Хозяин кабинета ехидно заулыбался. – Очень на птичью болезнь похоже.
– Это на какую? – напрягся я.
На память приходило только: «Доктор сказал, что у меня какая-то болезнь, то ли два пера, то ли три пера».
– Перепел, – коротко бросил помощник коменданта, все так же насмешливо скалясь.
– А… Нет, не пил…
– На воды, – набулькал он из мутноватого графина.
Я быстро влил в себя стакан затхлой тепловатой водицы, и меня чуть отпустило.
Зря, зря я так глубоко залез в память саваковца – теперь в запахе любого дымка стало чудиться паленое человеческое мясо. Гадость какая, эти его любимые воспоминания, брр… Перед глазами опять промелькнула картинка с извивающимся на раскаленном железном столе женским телом, в ушах раздался вой, в котором не осталось ничего человеческого…
Я вскочил и стремительно рванул в дверь.
Минут через десять вернулся, расслабленный и бледный, и молча прислонился к косяку. Капитан взглянул с сочувствием и протянул записку:
– На, болезный, иди в воинскую кассу без очереди, я позвонил. Одно верхнее в купе пойдет?
– Спасибо громадное, – обрадовался я.
– Еще воды?
Я помотал головой:
– Нет, вроде отошло. Спасибо, товарищ капитан, выручили!
Я с облегчением поспешил к кассе. Отлично, успеваю, до отправления ставропольского поезда еще три часа.
Мысли о предстоящей операции немного отвлекали от того шершавого кома, что саднил в груди.
Уж здесь-то я кругом прав, однозначно. Пусть он еще не начал, но ждать-то зачем? И передоверить это письмам не могу, ненадежно. Я просто нанесу удар превентивного возмездия. Использую высшую меру социальной защиты. Имею право. Да и обязан.
Четверг 25 августа 1977 года, день
Новошахтинск
Городок встретил меня рядами
