падения примерно на 1 м, прежде, чем строп для рабочего позиционирования получит натяжение. Наблюдают, будет ли манекен высвобожден поясным ремнем.
Когда Оля доберется до дома, то обязательно попытается дозвониться до заведующего отделом. Конечно, он в отпуске, но только он может завтра заменить Олю. Она точно знает, что он в Москве.
Загипсованная от пальцев стопы до колена нога стала холодной и тяжелой. Олю стала опять колотить дрожь, то ли от холода, то ли от простуды.
Когда Слава принес Олю домой, на улице уже было темно. В доме тоже было темно. Лежа на диване, укрытая толстым пледом, Оля тряслась так, что подрагивали кисточки. Слава принес градусник, который долго искал в аптечке. Поставил чайник. Сквозь шум крови, пульсирующий в ушах, Оля слышала отдельные фразы звонящего по телефону мальчика: «…Температура… сейчас… тридцать девять… не знаю… никого… Берзарина… двадцать… хорошо…».
Через мутную пелену затуманенного сознания Оля видела кухонный свет, наискосок падающий в комнату. Она закрывала и открывала глаза, ей казалось, что она летит над землей, раскинув руки, как крылья, и опускается на текущую, красную, раскаленную лаву, но не касается её.
Один раз ей показалось, что мальчик поправляет плед и её загипсованную ногу и нежно целует её испачканные мелом пальцы, торчащие из гипсовой повязки.
На следующий день муж Павел рассказал, что когда он приехал из Подольска уже ночью, в два часа, телефон, естественно, разрядился, то обнаружил дома раненую жену в окружении красивой женщины с сыном, которые ухаживали за простуженной и обезноженной нахохлившейся «курицей». Поили её медом, травяным чаем, аспирином и т. д.
С этого момента приятельские отношения перешли в дружеские, пока Надежда с сыном не уехали к мужу в Америку.
Через десять лет Славка приехал в Москву и зашел к Оле в гости. Много рассказывал о своих путешествиях, а когда уже и выпили, и закусили, и пора расходиться, Оля погасила у спящего Павла и Саши свет и вышла проводить Славку. Смущаясь и смеясь, она, раскрепощенная вином, отважилась спросить: «Скажи, Слава, мне приснилось, или нет? Когда я заболела, и ты принес меня домой, помнишь? Когда я сломала ногу?.. Ты поцеловал, или мне пригрезилось?».
Молодой и красивый, полный жизни и света, изменившийся и прежний, он опустил голову, рассмеялся и тихо сказал: «Когда я сбивал колени в кровь, мама дула на них и целовала, и все проходило быстро и легко. Ты стонала во сне, тебе было больно. Я поцеловал пальцы твоей раненой ноги. Хорошо, что пришла мама, а то я бы не смог остановиться. Я и сейчас тебя очень, очень люблю. Я приехал специально, чтобы разочароваться и освободиться. Я хочу на волю. Ты знаешь, в моей жизни самым главным было путешествие с тобой на руках. Ничего сильнее и счастливее я с тех пор не испытал. Вот такой я болван. Прощай, Оля!».
Безголовая утка
После бурных рыданий с завыванием, после капель валерьянки и валосердина, Маша перестала
