песни колыбельнойНет ни мелодии, ни слов,
А только ритм и вдохновенье,
И обещанье сладких снов.
Однообразно… Монотонно…
Как будто с сердцем в унисон…
Стучат колёсами вагоны.
То ни о чём. То обо всём.
Соната
Да это же не рельсы! Это струны!
И не пути железные, а лютня…
И никакие ветры не задуют
Меня своим дыханием попутным!
И никакие не погубят раны,
Какой бы ни была судьба жестокой, —
Я – огонёк, играющий с огнями
Потопленными в сумерках эпохи.
Гореть. Звучать. Будить. Терзать. Тревожить.
Скрести когтями ваше шито-крыто.
Я – музыка, для заживо оглохших, —
Надежда в землю заживо зарытых.
Сквозь стук колёс, гудки, зубовный скрежет
Расслышишь не меня, а шелест сердца:
– Особый путь, – наверное железный.
И никуда от этого не деться!
Приезжие. Лимитчики. Бродяги…
Не-средний класс: рабочий и крестьянка…
Хромой чертяка и пропащий ангел,
Ушедший от охотника – подранком.
Здесь не пути железные, а лютня…
Не шпалы, а октавы звонких клавиш…
А я – соната про людские судьбы
И жизнь, которой ты не замечаешь.
Призрак капитализма
Лихие девяностые
Молитва
Прости России, Господи
Лихие девяностые.
Любовь к зелёным фантикам,
Бандитскую романтику.
Бродяг, барыг, инфляцию,
Провал приватизации.
Прорыв канализации,
Проезд в ковчеге зайцами,
Прохвостами и лисами,
Пронырливыми крысами,
Провоз пиратских коконов
В Прекрасное Далёкое.
Аншлаг
Во дни войны, во дни чумы
Горою пир… А как иначе?
Который век идёт Шекспир.
Смеётся зал. Актёры плачут.
Толпа, кровавый, лютый зверь,
Страшна без масок и без грима.
Который век идёт Мольер.
Смеются все. Но над другими.
Самим себе простив грехи,
Карают грешников с задором.
Который век идёт Эсхил.
Смеются все. Смеются хором.
Они за смехом прячут страх.
Себе сознаться в том не смея.
Который век у них аншлаг
В несокрушимом Колизее.
Улица советская
Заколочена изба, опустело стойло.
Сказка ложь, да в ней намёк на дела житейские:
Вышивает смерть крестом русские раздолья.
Зарастает бузиной улица Советская.
Плачет
