губы плотно сжаты. Я невольно улыбнулась ему. И дело вовсе не в том, что я хотела разрядить напряжение, возникшее между нами, а затем, что знала, почему он так вел себя. Наверное, боялся спросить что-то лишнее.
В этом мои родные – все расспросы потом. М-да… Мне повезло, но объясниться придется. О проблемах со здоровьем учеников сразу сообщали их родителям. Так требовалось по закону. Вероятно, и та запись, что показал мне психиатр, предназначалась для них.
Я выпила чай, съела пару печенюшек из вазочки, что поставила на стол мама, и отправилась спать. Усталость вдруг навалилась на меня, и я не смогла бы сказать ни одного слова. Все вопросы решила оставить на потом. Предстояло объясняться на болезненную для меня тему. Рана в сердце была открыта и кровоточила, и требовались силы, чтобы обнажить ее перед близкими.
Моя комната осталась такой же милой. Простота и уют исходил от каждого предмета в ней, и это виделось счастьем. Я почувствовала себя воином, вернувшимся домой из похода, где его любили и ждали.
Спала я на удивление хорошо, и когда спустилась на кухню, часы показывали полдень. Мама накормила меня завтраком и сообщила, что отец уехал на работу. Она осторожно попыталась узнать, почему приехала, и призналась, что была в курсе моего психологического срыва.
— Мам, я тут кое-что хочу оставить, — улыбнулась я. — Ничего особенного, просто тетрадка с моими мыслями. Точнее… Это то, что я писала во время помешательства… Мне было очень плохо. Не отдавай ее никому… Никому, кроме парня, что однажды за ней приедет.
— Хорошо, дочка, — вздохнула мама, подошла и крепко обняла, поцеловала в макушку.
Объяснение вышло вполне логичным. Не желала, чтобы что-то напоминало о возникших у меня проблемах. Кому приятно натыкаться на подтверждение бессилия, боли, переживаний? Уверена, мама так и решила. Её взгляд ласкал моё лицо, а я наслаждалась этим. Мама пыталась отыскать следы переживаний, что привели меня к помешательству, чтобы не спрашивать и тем самым не ранить еще сильнее. Ей хотелось догадаться самой. Надо ей помочь.
— Мам, всё в порядке, — попробовала улыбнуться я, но на глазах выступили предательские слёзы.
— Ш-ш-ш, моя милая, всё хорошо.
Я уткнулась лбом в мамино плечо. Родительница обняла меня одной рукой, а второй стала гладить по голове. Этот жест был такой знакомый, такой родной, что я заревела в полную силу. Когда успокоилась, решилась объясниться:
— Я встретила молодого человека в интернате, — вертя кружку с остывшим чаем в руках сказала я. — Мы полюбили друг друга, хотели быть вместе. Он устроился на работу и… погиб.
— Девочка моя, — прошептала мама и снова притянула к себе.
Она гладила меня по спине, как в детстве, и шептала на ушко ласковые слова. Я чувствовала себя защищенной в её руках, хотелось бросить всё и остаться в родительском доме.
