Сбросив скорость, Степан осторожно приблизился к ним метров на десять, остановился, вежливо выключив свет.
– Степан, не глуши, сиди на стреме. Роман, выходим, дверь не закрывай, будь наготове, – встревожено распорядился Барков, сам выходя из машины с ружьём наперевес и не спуская глаз со странно одетых людей.
Большой костёр горел в низинке, шагах в восьми сзади стоящей шеренги из семи человек. Их лица разглядеть было трудно, но они стояли, держа наперевес шесть копий и щиты!!! Роман разглядел слева у костра сбежавшего юношу, который одной рукой держал под уздцы своего коня, а в другой темнело что-то похожее на нож. «Нашёл-таки свою лошадку», – подумал Карпенко. Справа от костра стоял с непокрытой головой седой, обросший старик, он держал в правой руке саблю, а в левой щит. За костром толпились женщины и подростки, вооруженные какими-то кольями, рогатинами, топорами. Позы у всех были самые решительные, и одновременно на лицах читался ужас. Какие-то юнцы держали на привязи трёх лохматых псов непонятной породы. Собаки рычали и изредка взлаивали.
– Стой тут, прикроешь, если что, – бросил Роману Барков.
Он не спеша вышел из машины, встал перед ней, заложил ружье за спину, поднял правую руку и сказал:
– Здравствуйте, господа.
Шеренга зашевелилась, загудела: «Рус, рус, рус». Из её середины вышел на один шаг человек, видимо, командир этой шеренги. В левой руке у него был почти круглый щит с полметра в диаметре, а в правой опущенный вниз меч.
– Ты русич? – спросил он Баркова.
Барков тоже сделал шаг вперед и заговорил:
– Русский, русский, русич, – и спросил, разведя руками, – а вы кто?
Они подошли друг к другу поближе, и командир шеренги сказал, вложив меч в ножны:
– Тэп кэча, род кэчев. Половэцы.
Ефимыч оглянулся и крикнул, махнув вниз рукой:
– Глуши, Степан. Это, ребята, половцы. Чёрт меня возьми, если я что-то понимаю.
Командир шеренги тоже повернулся к своим и на каком-то гортанном языке что-то им скомандовал. Короткие копья шеренги дрогнули и поползли вверх, на плечи этих невысоких молодцов. Когда командир поворачивался к Баркову, тот в отблеске костра увидел его обезображенное шрамом лицо. Шрам проходил от левого надбровья через яму, зияющую вместо глаза, через переносицу и заканчивался над правым углом губ, где усы сливались с седевшей короткой бородой. На голове у него была такая же, как и у юноши, шапка, собственно, такие же шапки были у всех мужчин, подошедших к ним.
Ефимыч протянул одноглазому руку и представился:
– Костя – меня так зовут.
– Кэчтэн, – сказал одноглазый и пожал Баркову руку выше запястья.
Барков неловко пожал запястье Кэчтэна.
– Идэ, – одноглазый жестом руки предложил Баркову пройти к костру, где женщины, попрятав свое нехитрое оружие, обступили их и принялись ощупывать кожанку и воротник
