надо бы его наточить поострее. Пригодится! – произносит она, волнующе хрипло, но – совсем не повышая голоса. И резко, стремительно, идет к двери.
– Да, Madame. Непременно.– Чуть притушив улыбку, в смену ее настроения, продолжая тонкую игру, я склоняю покорно голову, иду за ней, чувствуя, как по хребту, холодной змейкой ползет предощущение чего то внезапного, почти гибельного… Игра ее жеста, улыбки смеха предощущение – смягчает, но…
– Потрясающе! – свистящим шепотом бормочет мне в спину Ворохов. – Не боишься, Грэг, что прирежет она кого нибудь ножичком этим? Легко так… Играючи?
– Не волнуйся, дружище! Мы с тобой – первые в очереди. – Резко и чуть растерянно бросаю я в ответ, сжимая в руке лезвие, мгновенно ставшее теплым от прикосновения моих пальцев.
…Старый сад, заросший бурьяном и полынью, весь в канавах и рытвинах с разбросанными досками, встречает нас неприветливо. Остро пахнет молодой травой, сыростью, прелью, почему то – тальником, хотя, ни ив, ни ручьев поблизости нет. Пока мы ехали – совсем рассвело, но до остроты – прохладно. Выбравшись из слегка запыленного, но комфортного и теплого шевроле встревоженно смотрим по сторонам.
От железных ворот, что ведут к дому, точнее, к фундаменту дома, остались лишь два столбика и рассыпающаяся бетонная дорожка. Уцелел только остов чайной беседки в глубине сада, с полусгнившим шатром – карнизом, скамейками, да столиком на резной ножке. Вооружившись садовыми граблями и саперными мини – лопатами мы с Мишкой за полчаса расчищаем беседку и, застелив газетами и пледами скамьи, еще томительные полчаса бродим по саду, в поисках хвороста для костра, наткнувшись под старой яблоней на остатки скамейки и бочажка для воды.
– Ой, вот отсюда Виолка флоксы поливала и клубнику – ахает фей.– Даже следов от грядок нет! – сокрушенно оглядывается по сторонам Ланочка, и нетвердо шагнув, едва не теряет равновесие в какой то рытвине с осыпающимися краями.
– Любимая, осторожнее, что ты! – Я испуганно прижимаю ее локоток к своему боку. – Не спеши. Это, кажется, и есть грядка. Смотри – ка, тут вот кустик клубники. Чудеса, не замерз как то. Присев на корточки, разгребаю листву, Ланочка помогает мне, ладони наши соприкасаются, пальцы тоже.
– Замерзла же, девочка моя! – горячо шепчу я ей в ушко. – Иди, попей чаю или сядь в машину, согрейся немного?
– Нет, – она протестующе качает головкой и вытаскивает из кармана жакета свернутую вдвое бумажку. – Посмотри, вот план, как я помню сад. Тут дорожка влево от грядок и в конце сада у куста жимолости сидел Фагот. Там еще лодка в сарае хранилась, иногда Виолка с отцом на ней на Медвежки ездили. За черемухой.
– Медвежки? – я поднимаю брови, ломко, домиком.– Это поселок сейчас где?
– Ну, да. Там раньше острова были. И черемухи море. – У Ланочки странно, влажно блестят глаза. Горушка, милый, – внезапно хрипло выдыхает она – Зачем все это?! Зачем? Виолка,
